Мефистон. Поход к Неумершим
Шрифт:
Мефистон поднял руку, сдерживая товарищей: летательные аппараты ксеносов помчались мимо, устремляясь к пустому участку земли на краю расщелины.
— У них другая цель, — догадался он.
Тучи вспыхнули изумрудным светом, когда некроны начали яростный обстрел земли. Их орудия разрушали скалы и окаменелые останки деревьев, поднимая дым и пыль.
— Тренировочные стрельбы? — предположил Серват.
Рацел покачал головой:
— Им не нужно тренироваться, в них заложена программа. Некроны должны были нас заметить. Так чем же они заняты?
— Ждите! — приказал
Прочитав заклинание, он соткал крылья из теней и взмыл в вышину, откуда принялся наблюдать за странным поведением пришельцев. Они совершали сложные маневры, но далеко не хаотичные, как могло показаться. Некроны применяли взвешенную, осторожную тактику, но стреляли, по сути, в никуда.
Властелин Смерти легко спрыгнул на землю, и его крылья исчезли.
— Они ведут себя непонятно, но я читал о подобных случаях. Некроны тысячи лет проводят в своих склепах, прежде чем их воскрешают. Они обладают достаточно развитой технологией для защиты металлических оболочек, но вот сохранение в целости и невредимости умов — совсем другое дело. Их тела не разлагаются, однако рассудок часто разрушается.
Рацел недоверчиво покачал головой:
— Выходит, они выиграли войну за планету, но проиграли битву за свой разум.
— Вероятно, так и есть, — ответил Мефистон, наблюдая за далекими выстрелами. — Но, если некроны в здравом уме, «Клятве» может грозить опасность. Перемирие, которое я обеспечил, не будет соблюдаться, если о моем присутствии доложат их фаэрону. И щит, который мы с тобой возвели, не продержится вечно. Надо действовать быстро.
Глава 5
— Во славу Двенадцатого, — сказала сержант Луренс, поднимая створку взрывостойкой двери и покидая шахту.
Яростный обжигающий ветер сразу обдул ее, отчего девушка пошатнулась и чуть не упала обратно в проем. Хотя ее жилистое тело было облачено в грязный и обугленный радиационный защитный костюм, а лицо скрывал респиратор, Луренс понимала, что у нее всего несколько секунд на выполнение задания. Если она замешкается, пагубное излучение Морсуса въестся в ее кости, и она умрет мучительной смертью еще до конца дня.
Едва сержант выбралась на едкий воздух, как вонь горящих полимеров ударила ей в ноздри даже через дыхательный аппарат. Ее чуть не стошнило, но она знала, что другие будут наблюдать за ней, поэтому взяла себя в руки, спокойно поднялась на развалины старого транзитного моста и встала на виду у врага.
В восьмистах метрах от нее в облаках пыли мелькали серебристые силуэты — эскадрилья вражеских самолетов. Истребители издавали неровный стон, когда ветер продувал их серповидные фюзеляжи, — казалось, будто небо плачет.
Древние проводили яростную атаку, безжалостно хлеща бесплодную землю дугами гаусс-огня, отчего темно-синие тучи вспыхивали зеленым. Атаковать, конечно, было нечего. И никогда не было. Древние целыми днями обстреливали пустую расщелину, обрушивая мощные залпы на
Луренс не стала задерживаться, чтобы обдумать эту безумную сцену, поскольку уже чувствовала, как морсусианский воздух разъедает ее резиновый комбинезон. На миг она повернулась к древним спиной, а затем нырнула обратно через взрывоупорные ставни.
Эскол захлопнул двери и упал на пол шахты, истерически хохоча. Гэдд ухитрился удержаться на ногах, прислонившись к одной из железных опор крыши, но его также распирало от смеха. Оба солдата опустили лазерные ружья, раскачиваясь взад и вперед и завывая от смеха.
— Раттус раттус [2] ! — воскликнул Эскол, здоровенный детина под метр восемьдесят пять ростом и сложением напоминающий броневик. И все же на мгновение Луренс увидела в нем мальчика, с которым вместе выросла.
2
Черная крыса (лат.).
— Раттус раттус! — взвыл Гэдд, полная противоположность Эскола: почти такой же худой как Луренс, и ненамного выше. Сутулый, худощавый, он был живым воплощением их полкового прозвища — Могильные Крысы.
— За Двенадцатый, — сказал он, доставая фляжку и протягивая Луренс.
Та сняла маску, чтобы сделать глоток, и, отпив немного, почувствовала жар, разливающийся в груди. Не смертельно обжигающий, как от радиоактивных облаков, а приятный, бодрящий жар бренди.
— Раттус раттус, — пробормотала она, усмехаясь бессмысленности своей вылазки. Подурачиться хотя бы мгновение было своего рода спасением от действительности.
— Они тебя заметили? — спросил Эскол, все еще задыхаясь от смеха.
— Древние-то? — Сердце Луренс бешено колотилось, и она не могла полностью скрыть дрожь в голосе, но все же попыталась говорить наплевательским тоном: — Да какая разница?
— Они нас ни во что не ставили столетия назад, когда мы действительно могли вломить им. Так что сейчас я им даром не сдалась.
Эскол издал стон притворного беспокойства и закинул руку ей на плечо.
— Зато мне сдалась.
Она сильно ударила его в живот, и солдат упал, ревя от боли и смеха. Его лазвинтовка с лязгом покатилась по раздробленному полу, и Гэдду пришлось прыгнуть за ней, чтобы не дать свалиться в провал. Утрата оружия каралась смертной казнью, и никому из них не нравилась идея встретиться лицом к лицу с комиссаром, когда они вернутся в казармы Кайслота.
— Ладно, пошли, — сказала Луренс, проверяя, правильно ли застегнут ее защитный костюм. — Мне нужно переговорить об этом с капитаном Элиасом. Если они продолжат атаковать этот хребет, случится еще больше обвалов. Древним, возможно, и нет до нас никакого дела, но такими темпами они скоро совсем уничтожат туннели.
Все трое тут же стали чуть собраннее, вспомнив увиденное за последние несколько дней.
— Три обвала почти на пять километров, — покачал головой Гэдд. — Если так пойдет и дальше, казармы окажутся отрезанными от остальных шахт.