Мэгги и Джастина
Шрифт:
Вдалеке послышался заливистый смех Дженнифер, топот копыт, и скоро на поляну перед домом влетел Дик на своем скакуне. Девочка сидела впереди него, и он одной рукой придерживал ее, а другой держал поводья. Увидев Мэгги с Джастиной на веранде, он остановил коня, спрыгнул на землю и помог спуститься Дженнифер.
— Принимайте наездницу, — крикнул он женщинам. Дженнифер со всех ног бросилась к матери и защебетала:
— Если бы ты только знала, как мы быстро скакали с дядей Диком! Я уже почти научилась ездить на лошадке.
—
— Бабушка, мама ничего не понимает, но ты же знаешь, что на маленькой лошадке быстро не поскачешь. А я хотела очень быстро, поэтому дядя Дик и посадил меня к себе. Он мне не разрешает поехать одной на большой лошади.
— Правильно делает, — сказала ей Мэгги. — Когда подрастешь, тогда будешь скакать на большой.
Дик стоял перед верандой, с улыбкой слушая разговор, и Джастина после разговора с матерью теперь как бы заново видела его. Она всегда испытывала к нему симпатию, и ей было жалко этого сильного и в общем-то такого несчастного человека. Нелегко жить, когда знаешь, что любимый человек постоянно думает о другом, пусть и мертвом.
В отличие от матери, Джастина нечасто вспоминала Стэна, может быть, потому, что жила далеко от его могилы. Хотя, конечно, не из-за этого… Воспоминания каждый раз вызывали у нее такую боль, что она вынуждена была контролировать себя, чтобы не впасть в отчаяние. Особенно тяжело было, когда ей на ум приходило сравнивать Стэна и Лиона. В таких сравнениях Стэн всегда выигрывал, Джастине с ним было легче и интереснее, чем с Лионом. Когда она о нем думала, ей хотелось уехать от Лиона и начать все сначала, но что-то ее сдерживало. Куда она поедет, кого будет искать? Она устала мотаться по свету, и жизнь с Лионом вообще-то устраивала ее, но… все равно чего-то хочется, подобного тому, что она испытала со Стэном.
Дик и Стэн мало были похожи друг с другом, Стэн был в мать, но, глядя на Дика, Джастина всегда видела Стэна.
— Идите к нам, — позвала она его. — Я уговорила маму угостить меня коньяком, составьте нам компанию.
— Ну разве только на полчаса. Я ведь только Дженни завез домой, мне надо ехать к Бобу, мы сегодня перегоняли с ним овец.
— Иди, Дик, — позвала его и Мэгги, — поешь хотя бы. Ты почему-то не приезжал сегодня обедать.
Она сбегала в дом и принесла Дику поесть. Пока Дик ел, Мэгги заботливо ухаживала за ним, пододвигала блюда, подкладывала лучшие кусочки.
— И что же вы празднуете, милые дамы? — поинтересовался Дик. — О чем разговор, если не секрет?
— О жизни, — весело доложила Джастина.
— Я сказала Джастине, что мы с тобой собираемся купить свою ферму и переехать из Дрохеды, — сказала Мэгги, стараясь сделать Дику приятное.
— А мне очень нравится в Дрохеде, — сообщила Дженнифер. — И я здесь, пожалуй, останусь пожить. Ты не возражаешь, мама?
— Нет, не возражаю, —
— Ты правильно сделала, что уехала. Иначе тебе пришлось бы играть в нашей любительской труппе, а мне — каждый раз выслушивать от соседок их глупую болтовню о том, что они увидели вчера на спектакле, — сказала Мэгги.
Что это такое, Джастине не нужно было рассказывать. Она прекрасно помнила эти нудные посиделки, когда за чашкой чая со сладкими булочками эти пожилые матроны щебетали:
— Как вы любезны, благодарю вас, передайте мне еще смородиновое повидло.
— Мы пришли насчет этой лотереи. Вы знаете, благотворительность в последнее время совсем позабыта.
— Как же, как же.
— О, нам некогда сидеть. Нужно еще побывать в нескольких домах.
— Ну что вы, я вас не отпущу без чая и булочек.
— А вы видели вчера водевиль?
— О, это было просто великолепно. Я так смеялась, так смеялась, хотя мне совершенно не понравилась исполнительница главной роли.
— А вы знаете, она расстегивает лиф и распускает волосы. Весь эффект у нее именно в этом. Вы заметили, что она делала то же самое и в предыдущей пьесе?
— Говорят, она что-то принимает, чтобы поддерживать этот странный цвет лица.
— Нет, нет, она зелена от рождения.
— Но у нее все движения рассчитаны, она совершенно не полагается на импровизацию.
— Может быть, потому, что она совершенно не умеет импровизировать?
— Ха-ха-ха. Интересно, как долго она искала свой сценический образ.
— Да, она умирает с таким реализмом. Она хватается за грудь — вот так! — запрокидывает голову, лицо ее зеленеет. Потрясающее впечатление.
— Как это, должно быть, тяжело — постоянно делать одно и то же.
— А вы заметили, что она играет только драматические роли? Она довольно прилично научилась заламывать руки и стонать, закатывая глаза. Даже в комическом водевиле она все делает так, как будто она леди Макбет.
Но самое смешное начиналось тогда, когда к разговору подключался кто-либо еще, обычно мужчина.
— Вы видели вчера этот водевиль?
— Омерзительно! — восклицал он.
— Как омерзительно? Она же бесподобна, когда хватается за грудь и запрокидывает голову…
— Бросьте, отвратительный реализм.
Начинался спор, в котором кто-то пытался защитить реализм, а кто-то решительно не признавал его.
— Ничего этого не должно быть, ничего, слышите. Реализм унижает искусство. Хорошие вещи в конце концов нам не покажут со сцены.
После этого кто-то рассказывал о том, что одна дама в первом ряду упала в обморок, после чего все сходились на том, что именно таким и должен быть эффект от хорошего театрального спектакля. Разговоры переходили на благотворительную лотерею и виды на урожай гороха.