Мегрэ и порядочные люди
Шрифт:
— Я там не была уже много лет. Когда у нас работала Ольга, я иногда поднималась к ней в комнату. Помнишь, мама? Лет восемь назад…
— Окно было заклеено бумагой?
— Да. От пыли.
— А сейчас бумага сорвана, окно открыто. Кто-то ложился на постель, вероятно мужчина, и выкурил несколько сигарет.
— Вы уверены, что это было прошлой ночью?
— Пока не наверняка. Разрешите нам подняться туда и еще раз тщательно все осмотреть.
— Полагаю, вам не нужно спрашивать у меня разрешения.
— Разумеется, если вы хотите присутствовать…
Она
— У вашей предыдущей прислуги был любовник?
— Я об этом ничего не знаю. Она была порядочной девушкой, помолвлена, а затем ушла от нас, чтобы выйти замуж.
Мегрэ направился к двери. Почему у него снова возникло ощущение, что между матерью и дочерью существует какое-то недоверие?
Ему бы хотелось узнать, как они держатся между собой наедине и о чем говорят.
Мадам Жослен не утратила хладнокровия, но Мегрэ вовсе не был уверен, что она не потрясена неожиданностью.
И все же он мог бы поклясться, что эта история с комнатой для прислуги была для нее не так неожиданна, как для него. Ну а Вероника резко повернулась к матери, и в ее взгляде можно было прочесть удивление.
Что она собиралась сказать?
Он вернулся в «Трубу», где его ждали трое мужчин, выпил еще одну кружку пива и пошел вместе с ними к пожарной лестнице в доме Жосленов. Слесарь открыл дверь. С трудом удалось его выпроводить, он пытался остаться под любым предлогом.
— А как вы без меня закроете?
— Мы опечатаем…
— Смотрите, патрон, — сказал Торранс, указывая на кровать, все еще распахнутое окно, на пять или шесть окурков на полу.
— Я бы хотел прежде всего знать, когда были выкурены сигареты.
— Это легко установить.
Специалист осмотрел окурок, понюхал, осторожно отогнул бумагу, размял в пальцах табак.
— После лабораторного анализа я смогу дать точный ответ. Но и сейчас можно утверждать, что курили эти сигареты недавно. Даже если просто понюхать воздух в этой комнате, вы почувствуете, что, несмотря на открытое окно, здесь все еще пахнет табаком.
Он доставал свои приборы медленно и неторопливо, как все криминалисты. Для них не существует мертвых или, вернее, мертвые для них безлики, словно у них никогда не было ни семьи, ни собственного имени. Для криминалистов преступление — сугубо научная проблема. Они занимаются конкретными вещами — следами, отпечатками пальцев, даже пылью.
— Очень удачно, что здесь давно не убирали, — продолжал он и, повернувшись к Торрансу, спросил: — Вы ходили по комнате, трогали предметы?
— Ничего, кроме окурков. Мы со слесарем не отходили от двери.
— Прекрасно.
— Вы занесете результаты ко мне в кабинет? — спросил Мегрэ, не зная, где ему встать.
— А мне что делать? — спросил Торранс.
— Возвращайтесь на Набережную.
— Если позволите, я еще задержусь, чтобы узнать, если ли тут отпечатки пальцев, — сказал эксперт.
— Как хотите…
Мегрэ грузно спустился по лестнице и еле удержался, чтобы не позвонить в квартиру Жосленов. От последнего
Все это как-то не так. Впрочем, о какой логике может идти речь, если в жизнь людей внезапно вторглось преступление? Если предположить, что убитый был очень похож по типу на доктора Пардона, например… Как бы вели себя его жена, дочь, зять?
Он не мог вообразить это, хотя знал семью Пардон уже много лет, ведь это были их лучшие друзья.
Неужели мадам Пардон вот так, внезапно, стала бы такой же растерянной, потеряла бы дар речи и даже не пыталась бы остаться около тела мужа?
Он сообщил жене убитого, что кто-то взял ключ от комнаты прислуги, прятался там несколько часов и даже остался там, когда поздно ночью, после ухода полиции, женщины были дома одни. Но мадам Жослен на это почти не отреагировала. Вероника же посмотрела на мать, но та, казалось, взглядом запретила ей говорить. Одно было несомненно, убийца ничего не украл. И пока что, по результатам следствия, получалось так, что никто не был заинтересован в смерти Рене Жослена.
Для Жуана и его партнера эта смерть ничего не меняла. Да и трудно предположить, чтобы Жуан, который всего несколько раз был в квартире на улице Нотр-Дам-де-Шан, знал, где лежит пистолет, где висит ключ и какая из комнат на седьмом этаже принадлежит Жосленам.
Ну а Фабр, вероятно, вообще ни разу туда не поднимался. Да ему и не имело смысла прятаться наверху.
В любом случае, он был сначала в больнице, а затем в квартире на четвертом этаже, где комиссар его допрашивал.
Спустившись на первый этаж, Мегрэ неожиданно подошел к лифту, поднялся на второй и позвонил в квартиру Ареско. За дверью слышалась музыка, голоса, шум. Когда ему открыли, он увидел двух ребятишек, гонявшихся друг за другом, и толстую женщину в халате, которая пыталась поймать их.
— Вас зовут Долорес? — спросил он у открывшей дверь девушки, на сей раз одетой в светло-синее платье и в шапочке такого же цвета на темных волосах.
Она ослепительно улыбнулась ему. Казалось, в этой квартире все смеялись, радовались жизни и здесь всегда царила веселая суматоха.
— Да, сеньор.
— Вы говорите по-французски?
— Да…
Толстая женщина переспросила девушку на своем языке, не спуская глаз с Мегрэ.
— Она не понимает по-французски?
Девушка отрицательно покачала головой и расхохоталась.
— Скажите, что я из полиции, как и инспектор, которого вы видели наверху, и что я хочу задать вам несколько вопросов…
Долорес переводила с невероятной быстротой, и толстуха, схватив детей за руки, утащила их за собой в комнату и плотно закрыла застекленную дверь. Музыка продолжала играть. Девушка стояла перед Мегрэ, не приглашая его пройти в комнату. Открылась другая дверь, оттуда выглянул темноглазый мужчина, потом дверь без стука закрылась.
— В котором часу вы поднялись к себе в комнату вчера вечером?