Мегрэ у министра
Шрифт:
— Я ничего не предполагаю, господин министр. Я пытаюсь понять. Отчет Калама вчера вечером лежал в этом бюро. Сегодня днем его здесь уже не было. Вы уверены, что дверь не была взломана?
— Можете убедиться сами. Ни на дереве, ни на замке нет следов взлома. Дверь, вероятно, открыли отмычкой.
— А замок вашего бюро?
— Посмотрите. Он очень простой. Мне самому иногда доводилось, забыв ключ, открывать его куском проволоки.
— Разрешите мне продолжить обычные для полицейского вопросы хотя бы для того, чтобы устранить все
— У жены, разумеется.
— Вы мне сказали, что она не в курсе дела Калама.
— Я ничего ей об этом не говорил. Она даже не знает, что я был здесь вчера и нахожусь сегодня.
— Она интересуется политикой?
— Читает газеты. Старается быть в курсе, чтобы мы могли говорить о моей работе. Когда мне предложили выставить кандидатуру на выборах, она пыталась отговорить меня. Более того, не хотела, чтобы я стал министром. Она не тщеславна.
— Она уроженка Ла-Рош-Сюр-Йон?
— Ее отец был там стряпчим.
— Вернемся к вопросу о ключах. У кого еще они есть?
— У моей секретарши, мадемуазель Бланш.
— Ее фамилия?
Мегрэ все записывал в свою черную записную книжку.
— Ламот. Бланш Ламот. Ей должно быть… сорок один… нет, сорок два года.
— Вы давно ее знаете?
— Она начала работать у меня машинисткой, когда ей едва минуло семнадцать лет, сразу после школы. С тех пор мы работаем вместе.
— Она тоже из Ла-Рош?
— Из деревни неподалеку. Ее отец был мясником.
— Красива?
Пуан задумался. Как видно, такого вопроса он себе никогда не задавал.
— Нет. Красивой ее не назовешь.
— Влюблена в вас?
Мегрэ улыбнулся, увидев, как министр покраснел.
— Откуда вы знаете? Вероятно, она по-своему влюблена в меня. Не думаю, чтоб в ее жизни когда-нибудь был мужчина.
— Ревнует вас к жене?
— Не в обычном смысле этого слова. Подозреваю, что она ревнует к тому, что считает своей областью.
— То есть она опекает вас на работе.
Пуан, хотя и прожил большую жизнь, казалось, был крайне поражен, хотя Мегрэ открывал простые истины.
— Вы сказали, что она была у вас в кабинете, когда доложили о приходе Пикмаля, и вы попросили ее выйти. Когда вы снова ее вызвали, вы еще держали отчет в руках?
— Кажется, да… Но уверяю вас…
— Поймите, господин министр, я никого не обвиняю, никого не подозреваю. Так же, как и вы, я пытаюсь разобраться. Есть ли еще у кого-нибудь ключ от этой квартиры?
— У моей дочери.
— Сколько ей лет?
— Анн-Мари? Двадцать четыре.
— Замужем?
— Она выходит, вернее, должна была выйти замуж в следующем месяце. Теперь, когда собирается такая гроза, я уже ни в чем не могу быть уверенным. Вам знакома фамилия Курмон?
— Слышал.
Если Мальтеры были известны в политических кругах, то Курмоны были не менее известны в дипломатических, и по меньшей мере в течение трех поколений. Робер Курмон, владелец особняка
2
Французский Институт — объединение пяти академий.
— Сын Робера Курмона?
— Да, Ален Курмон. Ему тридцать два, он уже был атташе при трех или четырех посольствах, а сейчас является начальником очень важного отдела в министерстве иностранных дел. Он получил назначение в Буэнос-Айрес и через три недели после свадьбы должен был уехать туда. Теперь вы понимаете, что положение куда трагичнее, чем могло показаться вначале. Скандал, который разразится завтра или послезавтра…
— Ваша дочь часто приходила сюда?
— До того, как мы получили квартиру при министерстве.
— А с тех пор никогда?
— Предпочитаю быть с вами откровенным, комиссар. Иначе не стоило вас и приглашать. Анн-Мари сдала экзамен на степень бакалавра, закончила философский факультет. Она не синий чулок, хотя и непохожа на современных девушек. Но однажды, примерно месяц назад, я обнаружил здесь сигаретный пепел. Мадемуазель Бланш не курит. Моя жена тем более. Я спросил Анн-Мари, и она призналась, что иногда приходит сюда с Аленом. Больше ничего я не стал выяснять. Вспоминаю, как она сказала, не краснея, глядя мне прямо в глаза: «Надо смотреть на вещи трезво, отец. Мне двадцать четыре, а ему тридцать два». У вас есть дети, Мегрэ?
Комиссар покачал головой.
— Полагаю, сегодня сигаретного пепла не было?
— Нет.
Отвечая на вопросы, Пуан уже не выглядел таким подавленным — совсем как больной, который, рассказывая о своем недуге врачу, верит, что в конце концов тот даст ему лекарство. Уж не специально ли Мегрэ задержался на выяснении положения с ключами от квартиры?
— Больше их нет ни у кого?
— У начальника моей канцелярии.
— Его имя?
— Жак Флери.
— Вы давно его знаете?
— Мы учились вместе в лицее, потом в университете.
— Он тоже из Вандеи?
— Нет. Из Ниора. Это рядом. Мы почти ровесники.
— Адвокат?
— Нет, в списки сословия адвокатов он не был внесен.
— Почему?
— Это довольно забавный человек. Родители его были богаты. В молодости у него не было никакого желания работать. Каждые полгода он загорался какой-нибудь новой идей. Был период, например, когда он вздумал было производить снаряжение для рыбной ловли и купил несколько лодок. Потом занялся какими-то поставками из колоний и потерпел неудачу. Я потерял его из виду. Став депутатом, я время от времени встречал его в Париже.