Механические монстры
Шрифт:
— Что ты думаешь о Виктории? Вполне вероятно, она знает, где скрывается Часовщик.
— Интересная мысль… Пожалуй, стоит попробовать! — встрепенулась Арина, и мы приступили к разработке нового плана действий.
Мое дежурство у дома Барышевой начиналось в 19.00, и, воспользовавшись свободным временем, я занялся изрядно запущенными за последнее время уроками. А без четверти семь мы вновь встретились с Ариной, и она сообщила последние новости:
— Ты оказался прав, жизнь Виктории Барышевой полна тайн и загадок. Думаешь, я все это время провела здесь? — она указала на закуток у трансформаторной будки, из которого удобно было наблюдать за подъездом. — Ошибаешься! Пришлось изрядно побегать. Вскоре после начала наблюдения объект вышел из дома и направился к трамвайной остановке. Я, естественно, — следом. Самым трудным оказалось незамеченной
— Не называй Вику «объектом».
— Как хочешь. Ты сам предложил следить за ней. Сев в трамвай, Барышева поехала на вещевой рынок. На барахолке она достала толстую пачку денег и начала, не меряя, скупать вещи, в том числе и мужские.
— Она подбирала одежду для манекенов?
— Думаю, да. Часа через полтора, нагруженная пакетами, Вика вышла с территории рынка и направилась к автобусной остановке. Она села в автобус восьмого маршрута, я кое — как пролезла следом. Давка была страшная, а тут еще тетка с огромными баулами преградила дорогу, не давая никому пройти… Из-за нее я и упустила Вику — не успела сойти на нужной остановке. Сошла на следующей, вернулась назад, обшарила прилегающие улицы, но так ничего не обнаружила. Пока не обнаружила. Я уверена, что новое логово Часовщика где — то там, и завтра непременно продолжу поиски. А сегодня, извини, больше не могу составлять тебе компанию — меня дома заждались и уроки не выучены.
— Вика вернулась?
— Да, примерно за час до меня, соседские ребятишки видели.
Арина ушла, а я продолжил наружное наблюдение. Торчать в углу за трансформаторной будкой было неуютно и мучительно-скучно, к тому же на меня с удивлением стали поглядывать гулявшие возле дома бабульки. Наплевав на конспирацию, я решил отправиться в гости к Барышевой и за разговорами попытаться вытянуть из нее полезную информацию.
Виктория только-только поужинала и пригласила меня в свою комнату выпить чашечку чая. Пока хозяйка возилась на кухне, я осмотрелся. Уютная спаленка Вики за последнее время сильно изменилась — ее стены почти до потолка были увешаны самодельными плакатиками с иностранными словами, а письменный стол завален тетрадями, словарями и учебниками итальянского языка. Такое рвение просто впечатляло. Училась Барышева средненько, без особого усердия, никогда не загружала свои мозги «лишними знаниями» и терпеть не могла иняз, который всегда давался ей с большим трудом.
— Я сейчас! Только чайник закипит! — донеслось из — за неплотно прикрытой двери.
Мое внимание привлекла пухлая тетрадь, краешек которой виднелся из — под «Краткого грамматического справочника по итальянскому языку». Аккуратно обернутая, с яркими наклейками, она ничуть не походила на растрепанные школьные тетрадки Барышевой. Понимая, что поступаю не лучшим образом, я вытащил ее и перелистал страницы: «Есть на свете женская дружба? Вот Панкратова и Акулиничева — подруги с детского сада, а у меня нет человека, с которым можно поделиться личными трагедиями. А мальчишкам и вовсе нельзя доверять. Для них мы все — легкомысленные дурочки, которым интересны только косметика и наряды…»
Без сомнения, передо мной был дневник Барышевой. Первым побуждением было поскорее положить его на место, но любопытство заставило перевернуть еще несколько страничек: «Д. Д. — волшебник. Не об этом ли я мечтала, желая чуда? Пусть внешне он противный старикашка, но он обещал помочь мне!..»
За дверью послышались приближающиеся шаги. Не очень хорошо соображая, что делаю, я моментально сунул дневник под свитер и сделал вид, будто разглядываю висевшие по стенам плакатики.
— Здорово я придумала? — не замечая моего смущения, начала объяснять Барышева. — Выписала на отдельные листочки правильные глаголы и развесила где только можно. Теперь, когда бездельничаешь, взгляд волей-неволей упирается в полезную информацию. Очень помогает. Тебе это неинтересно, Петя?
— Наоборот. Я, пожалуй, перейму твой опыт.
— Видишь глагол essere. Он производит странное впечатление…
Вика с увлечением начала рассказывать об изменении основы неправильных глаголов, а я сидел, как на угольях, и чувствовал себя законченным негодяем. Наверное, лучше всего было незаметно вернуть дневник на место, но, с другой стороны, речь в нем шла о Дмитрий Дмитриче и, возможно, разъяснялось странное поведение самой Виктории. В конце концов, слежка за друзьями тоже казалась не слишком достойным занятием, но мы с Ариной делали это, желая предотвратить надвигавшуюся
Около полуночи я закрылся в своей комнате, включил ночник и приступил к чтению дневника, стараясь пропускать страницы, не имевшие отношения к теме: раздумья о женской дружбе, несправедливых учителях, любви и прекрасных принцах. Однако избежать откровенных признаний было не так — то легко, они занимали большую часть дневника. «Когда я вспоминаю его облик, то сердце мое сжимается от сладкой тоски. Его бездонные глаза, его такое необычное, запоминающееся лицо, его длинные блестящие кудри…» — писала Барышева, я перелистывал несколько страниц, и мой взгляд упирался в очередное упоминание о неком парне, чей талант и потрясающая внешность вскружили ее голову. Вскоре мне захотелось узнать, кто был героем девичьих фантазий. Судя по описанию, он не походил ни на одного из наших знакомых и, скорее всего, не был киноактером — Виктория лично знала черноволосого красавчика.
«Мы так и не узнали его имени, он скрыл его, желая сгинуть в пучине забвения. Я называла его Незнакомец в Черном. Вспоминаю нашу последнюю встречу: белый, чистейший снег, золотые купола церкви, тишину и торжественность спящего кладбища… Тогда он пришел проститься с нами. Мне никогда не забыть его грустную улыбку, темные, непроницаемые глаза, печать страдания на лице…»
Так вот о ком грезила Барышева! Я очень хорошо помнил тот погожий день в середине прошлой зимы, когда мне впервые удалось увидеть настоящее привидение. Тогда вся наша компания тайком приехала в небольшой районный городок Алексино, чтобы похоронить на местном кладбище останки отдаленного предка Виктории Барышевой. После похорон мы уже собрались возвращаться домой и вдруг увидели виновника всех необычных и страшных событий, обрушившихся на наши головы, — призрак того самого итальянского художника, что сто пятьдесят лет назад приехал в Россию, связался с нечистой силой и погиб при невыясненных обстоятельствах. Пришелец из загробного мира поблагодарил за оказанную услугу и обещал больше не лезть в дела живых, чем, кстати, очень меня обрадовал. В отличие от Барышевой и других девчонок я не испытывал симпатии к этому назойливому, немного сумасшедшему призраку, особенно после того, как он выбрал моего деда на роль медиума и тем самым довел его до больницы.
Теперь, когда после нашего знакомства прошло больше года, образ чокнутого итальянца окончательно выветрился из памяти, и сколько я ни старался, так и не вспомнил восхищавшую Барышеву внешность призрака. Впрочем, это не имело особого значения, важнее было понять, что связывало романтически настроенную Барышеву с Часовщиком и имел ли к ним какое — то отношение Незнакомец в Черном. Дневник Виктории дал ответ и на этот вопрос:
«Д. Д. обещал ему второй шанс. Старик может вызывать души умерших и вселять их в механические тела. У его кукол человеческие души. Д. Д. — волшебник. Не об этом ли я мечтала, желая чуда? Пусть внешне он противный старикашка, но он обещал помочь мне, если я помогу ему. Толкачев был прав — при помощи одной только механики не создашь разумного автомата. „Механизм — грубая основа, на которую накладывается колдовство“ — так говорил мне старый мастер. Скоро наступит подходящий момент для ритуала оживления автоматов, и тогда Д. Д. не обойтись без ассистента. Толкачев ему не подошел — Петька не верит в чудеса и слишком рационален. Он может только ловко закручивать винтики… — Я возмущенно хмыкнул, но потом сообразил, что поступаю намного хуже, чем обо мне могла подумать Барышева, и продолжил чтение: — Когда я выполню все необходимое, Д. Д. даст новое тело Незнакомцу, и тогда он сможет жить среди нас как обычный человек. Незнакомец был так добр ко мне. Лучшее, чем можно его отблагодарить, — дать ему вторую жизнь…»
Я захлопнул дневник. Легкомыслие и наивность девчонок не знают границ! Неужели Вика не видела, с каким коварным старым чертом связалась?! Впрочем, Дмитрий Дмитрич умел обманывать и очаровывать людей. Мне вспомнились его высохшее морщинистое лицо, лысый череп, фальшивые зубы и расхлябанная походка — даже внешне Часовщик производил отвратительное впечатление, а я почему — то проникся к нему сочувствием, искренне хотел помочь и своими руками собирал его механических чудовищ… Одно было несомненно — следовало во что бы то ни стало помешать Барышевой совершить эту ошибку. С такими мыслями я потушил ночник, откинулся на подушку и попытался уснуть.