Механическое пианино

Воннегут Курт

– Ничего, – сказал Пол, похлопывая по самодельному лубку. У мессии Общества Заколдованных Рубашек рука была сломана камнем в тот момент, когда он пытался испробовать свое духовное влияние на толпу, которая пожелала увидеть, как будет взрываться электростанция. – А как ваша голова, профессор?

– Гудит, – сказал фон Нойманн, поправляя повязку. Его ударили священной булавой Ордена Северной Авроры в тот момент, когда он пытался убедить толпу в том, что не стоит валить двухсотфутовую радиовышку.

– А как поживают ваши синяки

и ссадины, Эд? – спросил Лэшер.

Финнерти испытующе повертел головой, поднял и опустил руки.

– Неплохо, можно сказать. Потому что, если бы боль хоть чуточку усилилась, то я просто пустил бы себе пулю в лоб. – Он был сбит с ног и едва не растоптан во время паники среди Лосей, когда он объяснял им, что Заводы должны продолжать свою работу, пока не будет принято спокойное и разумное решение относительно того, какие машины следует уничтожить, а какие оставить.

Пламя взмыло над Усадьбой.

– Вы продолжаете строго следить по карте, профессор? – спросил Лэшер.

Профессор фон Нойманн поглядел в бинокль на новый очаг пожара и нанес еще один черный крест на лежащую перед ним карту.

– Скорее всего это почта.

В начале кампании карта города была чистой и хрустящей. Маленькими красными кружками на ней были отмечены основные объекты айлиумского путча: полицейский участок, здание суда, центры связи, главные автомагистрали, Заводы Айлиум. После того как все эти объекты будут захвачены при минимальных потерях в живой силе, план кампании предусматривал начало постепенной замены автоматических приспособлений людьми. Наиболее важные объекты, где намечалось проводить в жизнь эту вторую часть плана, были обведены зелеными кружками.

Теперь же карта была вся измята и покрыта пятнами. Перекрывая рассеянные созвездия красных и зеленых кружков, по ней распространялась туча черных крестов, которыми отмечалось то, что было уже захвачено и, более того, разрушено.

Лэшер поглядел на часы.

– На моих четыре часа утра. Как вы думаете – они правильные?

– А кто его знает, – отозвался Финнерти.

– А вы не можете разглядеть отсюда часы на ратуше?

– Они добрались туда несколько часов назад.

– Больше всего меня поражает, – сказал Финнерти, – то, что у них появилось своеобразное разделение труда. Некоторые из этих парней взъелись против какого-то определенного вида механизмов, оставляя все остальные нетронутыми. Тут есть один чернокожий парнишка, который разгуливает по городу с винтовкой и вышибает дух из автоматов, регулирующих уличное движение.

– Господи, – сказал Пол, – никогда не думал, что это будет так выглядеть.

– Вы имеете в виду поражение? – осведомился Лэшер.

– Поражение, победа – не в этом ведь дело, я имею в виду всю эту неразбериху.

– Все очень походит на суд Линча, – сказал профессор. – Хотя все это происходит в столь огромных масштабах, что скорее напоминает геноцид. Гибнут и правые и виноватые – унитазы и автоматические

приспособления по управлению токарными станками.

– Не знаю, может, все было бы намного лучше, если бы не раздавали спиртное, – проговорил Пол.

– Нельзя же требовать от людей, чтобы они в совершенно трезвом виде атаковали доты в лоб, – отозвался Финнерти.

– Но так же невозможно потребовать у пьяных, чтобы они прекратили пьянство, – возразил Пол.

– Но ведь никто и не думал, что все будет идти гладко, – сказал Лэшер.

Страшный взрыв заставил содрогнуться все здание.

– Ух ты! – воскликнул Люк Люббок, который устроил себе наблюдательный пункт в бывшей комнате Катарины Финч.

– Что это. Люк? – спросил Лэшер.

– Цистерны бензохранилища. Ух ты!

– Ну вот, пожалуйста, – мрачно отозвался Пол.

«Граждане Айлиума! – проорал голос с неба. – Граждане Айлиума!»

Пол, Лэшер, Финнерти и фон Нойманн бросились к пустому проему в стене, который некогда был окном от потолка и до пола. Поглядев вверх, они увидели управляемый роботом вертолет, брюхо и лопасти крыльев которого зарево пожаров окрасило в красный цвет.

«Граждане Айлиума! – орал голос с неба. – Граждане Айлиума! В Окленде и Солт-Лейке восстановлен порядок. Ваше положение безнадежно. Свергайте тиранию ваших лживых вождей.

Вы полностью окружаны и отрезаны от всего мира.

Блокада не будет снята до тех пор, пока Протеус, Лэшер, Финнерти и фон Нойманн не будут переданы властям у перекрестка на бульваре Гриффина.

Мы можем разбомбить вас или смести ураганным огнем, но это было бы не по-американски. Мы можем послать на вас танки, но это тоже противоречило бы американскому духу.

Это ультиматум – выдайте ваших лживых вождей и сложите оружие в течение ближайших шести часов, иначе, отрезанные от всего мира, вы останетесь в блокаде среди руин, в которые вы сами обратили город».

В громкоговорителе раздался щелчок, и наступила минутная пауза.

«Граждане Айлиума, складывайте оружие! В Окленде и Солт-Лейке восста…»

Люк Люббок вскинул винтовку, прицелился и выстрелил.

«Блим-блам, блум-бии, – визжал теперь голос с неба, – блим-блам, блю…»

– Добей этого беднягу, – попросил Финнерти, Люк выстрелил еще раз.

Вертолет неуклюже развернулся и начал удаляться в сторону города.

«Блим-блам, блю…»

– Пол, ты куда? – спросил Финнерти.

– Хочу прогуляться.

– Не возражаешь, если я с тобой?

– Чего там возражать!

Вдвоем они вышли из здания и двинулись по широкому замусоренному бульвару, который пересекал заводскую территорию. Так они прошли мимо пронумерованных фасадов домов, за которыми теперь царили тишина, разруха и запустение.

– Да, мало здесь осталось такого, что напоминало бы старые добрые времена, не так ли? – проговорил Финнерти после того, как они в молчании проделали какую-то часть пути.