Механик её Величества
Шрифт:
И всё же она сдержалась.
– Иди ложись, Алекс. Я умудрилась оставить свободной спальню на первом этаже…
– А ты?
– взглянувшие на неё глаза странно блеснули - то ли сполохом костра, то ли ещё чем.
Она уронила взгляд в огонь и упрямо промолчала. Но всё же не стала сопротивляться, когда две крепкие руки подхватили её. А едва мужчина с женщиной на руках неспешно, чуть торжественно шагнул через порог дома - их дома!
– всё-таки не выдержала. Обхватила за шею, жадно и нетерпеливо нашла его губы…
Мир бешено завертелся винтом, проваливаясь в сладкие и такие долгожданные
Злые ветры веют над этой землёй. Иногда горячие и обжигающие, словно удар плети, иссушающие в душах свет. И тогда в сердцах людских мутной волной вскипают жажда и ненависть. И летит неслышный стон по городам и весям, и бьются похоронным звоном набатные колокола. Самолёты сбрасывают бомбы на мирные города, а гордые рыцари с крестами на щитах рубят головы смуглым южанам. Но иногда прилетают и холодные, светлые посланцы ледяных бездн, принося с собой чистую и сладостную свежесть. И тогда из-под пера ясноглазой Ахматовой вылетают бессмертные строки - а в небольшом домике счастливо улыбающийся Моцарт покрывает листы стремительным и нетерпеливым нотным знаком…
В чистом и ясном небе мелькнула громадная хищная тень, затмевая собой звёзды. И она, задремавшая от такого родного и убаюкивающего ощущения полёта, с неудовольствием приоткрыла один глаз. Это оказался он - в своей неизменно синей с белым чешуе. Лишь однажды он на время принял боевой вид… да-да, тот самый - цвета чёрного золота. А нынче снова при параде.
– Привет, модница, - фыркнул он, с интересом присматриваясь к подруге. С улыбкой, так странно смотрящейся на драконьей морде, он отметил красивый, так идущий ей нынче цвет шлифованного лунного серебра.
– Опять расцветки меняешь? Нынче на Балу Драконов что, "металлик" будет в моде?
– Привет, Берс, - с деланой обидой зевнула дракошка.
– Ты опоздал!
И, отвернувшись, старательно изобразила вид обиженной, смертельно оскорблённой женщины.
– Отнюдь, - вмиг нашёлся парень.
– Это ты раньше прилетела…
Она покосилась на его лукавую физиономию и для порядку легонько куснула за хвост. А он улыбнулся в ответ, ничуть даже не подумав увернуться - хотя уж что-что, а это он умел. И кивнул головой на длинной шее в сторону изящно алеющих на крыльях подруги красных звёзд. Причём не нарисованных - уж слишком они естественно смотрелись на ней.
– А это откуда?
Мирна шаловливо перевернулась на спинку, продемонстрировав такие же пятиконечные звёзды и на нижних сторонах крыльев.
– Подсмотрела в его снах…
В глядящих на подругу глазах дракона мелькнул тот блеск, завидя который, женщины бросают всё и бегут за этим взглядом хоть на край света. Но эта лишь улыбнулась, подлетела чуть ближе и сладко прищурилась, вслушиваясь в звуки чарующего голоса.
– А, Александр… вообще, удачно вышло, что его выбросило именно к нам. И через его воспоминания мы нашли свой собственный мир - и теперь стали его Хранителями, - Берс помолчал, любуясь дивными огнями проплывающей в ночном сумраке Эйфелевой башни.
– Да, кстати - а как там мама?
В больших, золотисто-оранжевых
– Представляешь - у меня всё получилось! Так и есть, мама и Александр подходят друг к другу как замочек и ключик. Так что её счастью ещё позавидуют! Да, вспомнила - за спасение этого странного, ни на кого не похожего, сильного и доброго человека с меня причитается… что ты хочешь?
Он долго молчал, глядя в черноту внизу с редкими, уползающими назад огоньками. Затем как можно будничнее спросил, старательно придав своему голосу невозмутимость:
– Мирна, когда придёт срок… ты будешь матерью наших дракончиков?
"Наших? А ведь дыхание-то затаил, затаил!" - дракошка полыхнула сияющими от счастья глазами, указуя путь заблудившемуся где-то в ночи "боингу".
И улыбнулась - так, что тут уже не нужны никакие слова.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. WOMAN FROM TOKYO.
– Да не кручинься ты, Элендил, - в голосе плутоватого беса в цыганской жилетке и ярко-алой бандане, что расселся на чём-то неописуемо мохнатом и живом - как у себя дома, прорезалось неожиданная нотка сочувствия.
– Ну подумаешь, лишили премии - с кем не бывает!
– Да уж. Но вообще-то, всё верно - мой прокол с этим механиком. Не уследил ведь, вот что обидно.
Собеседник печально вздохнул, и весь его облик - от сандалий на босу ногу и унылого серого балахона до парящего над макушкой нимба излучал просто-таки вселенское горе. Впору хоть лепить статую его же, ангела, скорбящего по невинноусопшим душам грешников. Чёрт потряс головой, отгоняя соблазн именно в таком духе и съязвить. Обидится ведь - ангелы они существа тонкие, чуткие. Хотя…
– Слушай, а давай пиханём пару вагонов контрабанды? Согласен отдать тебе две трети выручки. Вон, у наших гоблинов неурожай нынче, с голодухи пухнут. А гуталина, что они жрут за милую душу, у вас на фабрике хоть завались - и по цене грязи…
Против воли ангел прислушался. Отнюдь не лишняя денежка, конечно, дело хорошее - да и гоблинов жалко. Он вспомнил их тщедушные, неуклюжие с виду, словно изломанные фигурки. Представил себе глаза их детей… и бросился торговаться. И наконец, когда оба афериста ударили по рукам и спрыснули сделку - уж не соком, разумеется - бес присмотрелся к нему и вздохнул. Вынул из-под полы литровый аптекарский пузырёк с надписью "Валерьянка", сковырнул крышечку и протянул сосуд недоумевающему ангелу.
– Отошёл малость? А теперь слушай сюда. Дела куда хреновее - да настолько, что нам и впрямь могут немного нервы помотать. Есть там у нас один чертяка… ему пару веков тому в забое каменюкой по башке прилетело. И с тех пор он немного того… в общем, вдаль видит лучше, чем вблизи.
– Дальнозоркость, что ли?
– собеседник ощутимо забеспокоился и на всякий случай ухватился за аптекарскую склянку.
– Не-а, провидец. Оракул. Пифий, в общем, - бес пыхнул своей вонючей самокруткой и вздохнул.
– И напрочь шизанутый, как у них водится. Короче, предсказал тот крендель, что коль Механик наш сквозь Призму Вероятностей пролетел… ты только не падай, Элендил!