Меланхолия гения. Ларс фон Триер. Жизнь, фильмы, фобии

Торсен Нильс

* * *

На Каннском фестивале Йенс Альбинус участвовал в общем интервью, в ходе которого микрофон переходил от актера к актеру, и все они делились своими представлениями о том, кто такой идиот. Кто-то сказал: «Ангел»; кто-то – «Наш внутренний ребенок». Сам Йенс Альбинус сказал: «Плоскость проекции». Однако по-настоящему он понял, кто такой идиот, чуть позже, в гостях у режиссера.

– Я сидел напротив маленького дрожащего ранимого человека, который всегда, что бы там ни было, говорит искренне и прямо и выражает свои искренние, детские чувства, будь то упрямство, желание играть, страх, интерес или незаинтересованность; только тогда я понял, что все те определения, которые мы дали понятию «идиот» в том интервью, все они

подходят. И я нашел того, кому они подходят, – говорит он. – Я наконец-то нашел своего идиота, и он оказался не внутренним, а тем человеком, который сидел на диване напротив. От общения с которым я с тех пор получал столько радости.

Битва истеричек – «Танцующая в темноте»

Танцы вокруг Бьорк

На ковре на полу лежит полицейский. На корточках над ним сидит исландская певица Бьорк, одетая в слишком большой для своей худощавой фигуры вязаный свитер. Глаза ее за большими черными очками закрыты, она бледна и сера, как зимний день в Восточной Германии. Портупея обнимает плечо, левая рука, в которой она сжимает пистолет, тяжело повисла вдоль тела.

В этот момент раздается голос Ларса фон Триера: «Я скажу, когда нужно выстрелить. Не стреляй, пока я не попрошу, ладно?»

Никакого ответа, Бьорк продолжает сидеть без движения и с отсутствующим видом. Режиссер заговаривает снова: «Давайте, мотор!»

Мне удалось посмотреть запрещенный полный вариант документального фильма «Сто глаз фон Триера», посвященного драматическим съемкам «Танцующей в темноте», из которого исландская звезда мировой величины Бьорк потребовала себя вырезать впоследствии. Здесь не нужно субтитров, чтобы понять, что именно пошло не так между самодержавным невротичным режиссером и не менее самодержавной и невротичной певицей. Кадры фильма как будто проговаривают это по слогам: здесь играет женщина, которая не умеет играть, только быть, и которая поэтому, стреляя в полицейского в фильме, действительно чувствует, что лишает жизни другого человека.

Бьорк не двигается. «Мотор!» – повторяет Ларс фон Триер. Тогда она медленно и неуверенно, пытаясь найти баланс, поднимается на ноги, по-прежнему с закрытыми глазами. Ларс фон Триер стоит на коленях и снимает, удерживая камеру на правом плече и высунув язык. Бьорк поворачивает лицо к стене и поднимает правую руку на уровень груди. Пистолет продолжает тяжело свисать в левой. «Ну же! Посмотри на него!» – говорит режиссер. «Смотри, куда ты стреляешь! Смотри, куда ты стреляешь!»

Бьорк наводит пистолет и стреляет, толком не глядя на свою жертву. Немного сдвигает пистолет в сторону и стреляет снова. Из дула вырывается огонь. Снова раздается голос Триера: «Это твой друг. Ну же! Посмотри на него». Бьорк поднимает правую руку к лицу, закрывает нос тыльной стороной ладони, но по-прежнему не смотрит на полицейского.

«Посмотри на него! Посмотри на него!» – кричит Триер.

Все ее тело сотрясает рыдание, за которым вырывается тонкий жалобный звук. «Посмотри на него!» Бьорк громко всхлипывает. «Посмотри на него. Стреляй! Стреляй!» Она немного поднимает пистолет, подходит чуть ближе, по-прежнему закрывая лицо правой рукой. И стреляет.

«Посмотри на него! Посмотри на него!»

Она стреляет снова. Из пистолета, который почти безжизненно висит в ее руке. Потом ослабляет хватку, так что он падает на пол. Бьорк отворачивается к стене, закрывает лицо обеими руками и больше не сдерживает рыданий.

– Thank you, great, – говорит Ларс фон Триер. – Thank you very much [35] .

В тот день на съемках, рассказывает ассистент Триера по «Танцующей в темноте» Андерс Рефн, Бьорк перенесла «настоящий нервный срыв», потому что лишить жизни другого человека оказалось для нее выходом за все возможные рамки.

– У нее ведь нет того фильтра, который обычно бывает у актеров. Все,

что она делала, она переживала в действительности, это попадало в фильм прямо из ее сердца. Поэтому-то все это и было для нее так сумасшедше тягостно. Именно такой отдачи мы всегда ищем. Но после съемок этого эпизода она убежала в лес и исчезла, – рассказывает он.

35

Спасибо, прекрасно. Большое спасибо (англ.).

Ларс фон Триер неуверенно смеется, когда я показываю ему эту сцену в его кабинете.

– Да, ну что, так это и делается, черт побери! – заявляет он, глядя на экран. – Это не потому, что я хочу ее мучить, а чтобы вызывать в ней нужные чувства, и если ей при этом так тяжело, это только потому, что она чувствует правильно. Если бы я сделал это с Николь Кидман, это было бы воспринято как должное, в случае с ней это был бы инструктаж. Но Бьорк может сказать – и какая-то доля правды в этом будет, – что я мучил ее, делая ситуацию максимально болезненной, потому что она действительно страдала.

* * *

Все, что Триер знал о новом фильме, принимаясь за сценарий, – это что он хочет снять мюзикл. Просто-напросто попробовать этот жанр. Не в последнюю очередь потому, что сам он очень любит мюзиклы, особенно классические, с Фредом Астером и Джином Келли. Однако это должен был быть сентиментальный мюзикл. Мелодрама на поле веселья.

– Мне казалось интересным попробовать сделать мюзикл, при просмотре которого можно было бы что-то чувствовать, обычно ведь чувства в мюзиклах не задействованы вообще, одна чепуха. Так что я взял за основу самый жалкий синопсис, который вообще смог найти, и ударил в нем по всем клавишам. Нищая полуслепая женщина, которая сражается за зрение своего сына, – говорит он.

Сельма, иммигрантка из Чехии, работает на фабрике в северо-западной части США и копит деньги на операцию для своего ребенка, страдающего той самой болезнью, которая вот-вот приведет ее саму к слепоте. В своих дневных снах наяву она превращает монотонное лязганье станков и многоголосие окружающих звуков в ритм мюзикловых песен. Однако сосед-полицейский крадет ее сбережения, и, чтобы вернуть их себе, она его убивает и заканчивает свою жизнь на виселице.

Триер в сотрудничестве с Томасом Гисласоном развил идею, что музыкальные сцены должны сниматься сотней маленьких цифровых камер, зафиксированных каждая на своем месте, так, чтобы результат всегда оказывался сюрпризом для снимающих, как говорит сам Триер. Существовало еще одно правило: фильм должен был сниматься ручной камерой и в унылых тонах, но все музыкальные номера снимались зафиксированными камерами и в ярких красках.

Только фотографии с очень короткой выдержкой удалось поймать теплый момент между режиссером и звездой на съемках «Танцующей в темноте». Катрин Денев (слева), одетая и загримированная, несколько дней подряд могла тщетно прождать появления на съемочной площадке исландской певицы Бьорк, которую Триер несколько раз пытался уволить.

Триер знал Бьорк только по песням: на съемках фильма «Рассекая волны» они с Вибеке Винделев всегда слушали в машине песню «It’s Oh So Quiet» [36] . И потом однажды, вспоминает Вибеке, Триер просунул голову в ее кабинет и спросил: «Кстати, как насчет Бьорк?»

36

Ох, как тихо (англ.).