Мелье
Шрифт:
Но, если, — продолжает Мелье, — вы хотите полностью иссушить их корень, — лишите их только обильного питательного сока, что получают они из ваших рук, от ваших усилий, от ваших трудов. Удержите за собой все эти богатства, все эти блага, которые вы в таком обилии производите в поте лица своего. Удержите их для самих себя и для всех вам подобных. Не давайте ничего из своих богатств этим спесивым тунеядцам, которые не делают ничего полезного. Не давайте ничего из ваших благ монахам. И церковникам, которые только бременят без пользы Землю Не давайте ничего из них надменным и спесивым аристократам, которые презирают вас и попирают ногами. Наконец не давайте ничего высокомерным
Таков рецепт, предлагаемый Мелье объяснить зло в уничтожить его — это две стороны того же. Давайте наказ своим детям, родным, друзьям, товарищам совершенно отказаться служить тунеядцам. Отлучите их от вашего общества, как до сих гор отлучали людей от церкви Вы увидите — они скоро иссохнут, как засыхают травы и растения, если корни не могут впитывать соки земли
Вы увидите, что вы вполне можете обходиться без этих ненужных людей, а они-то без вас никоим образом не могут обойтись
Почти за двести лет до Мелье Ла Боэси надумал, что, если бы все подданные зараз сговорились не вносить и капли налогов королю-тирану, нечем стало бы тому оплатить ни войска для подавления этого сопротивления сразу по всей стране, ни чиновников для выколачивания налогов. И тирания рухнула бы; оказалось бы, что она держалась на добровольном рабстве, — на согласии платить, когда есть возможность не платить.
Мысль Мелье, упорно копавшая, как крот, почву жизни, далеко ушла от этой словно геометрия отвлеченной схемы. Можно сказать, он опирался на теорему Ла Боэси, но знал, как отче наш, что тунеядцы добровольно не сдадутся. Не один раз успеют они дать бой, прежде чем обессилят. Знал, что миром дело не обойдется.
Примечательно, что об экспроприации богатств тунеядцев нигде у Мелье речи нет. Богачи и кровопийцы иссохнут без сока народного труда. Но вот землю у знатных отнимут, это обязательно: просто никто за все эти мнимые наследственные права на землю ничего им впредь не даст и не отработает.
Примечательно еще и другое. Почему в глазах Мелье всякое имущественное неравенство «несправедливо»? Обогнав политическую экономию своего времени, пожалуй, не меньше чем на сто лет, Мелье вывел из наблюдения над жизнью, что всякий доход возникает из труда, а не из капитала и земельной собственности. Богатство и земля — это только кажущиеся источники дохода. Хотя, пишет он об имущих, они владеют очень большими имениями и богатствами, живут-то они все-таки чужим трудом, «в действительности они получают все средства к существованию и все свои богатства только от общества и от чужого труда».
Перед взором Мелье две стороны дела: неравенство положений и неравенство имуществ.
С воодушевлением цитирует он Сенеку, хоть, может быть, и переиначивая несколько на свой лад: мы все равны по рождению и по происхождению, и нет никого среди нас более знатного, чем любой другой, если только он не обладает лучшим умом или большей способностью к добродетелям и наукам. Природа производит всех нас равными и союзниками; поэтому все наименования и титулы королей, князей, монархов, властителей, вельмож, подданных, вассалов, слуг, вольноотпущенников, рабов созданы честолюбием, несправедливостью и тиранией.
Да, это вполне подходит Мелье, вполне отвечает его взгляду.
Неравенство юридическое, неравенство сословий, званий, происхождений ожесточает и распаляет Мелье даже не само по себе, а как практикуемый способ обосновывать права знатных и «лучших» на труд и добро простых. Он называет это пустым и возмутительным основанием для нелепого неравенства, которое знати и сильным мира сего отдает всю власть, все блага,
Сочувственно цитирует Мелье чьи-то слова: самое презренное и заброшенное, самое жалкое и нищее существо — это французский крестьянин; вся работа его идет только на важных и знатных особ, а себе едва может он раздобыть хлеб, несмотря на весь свой труд.
Мелье не пожалел многих страниц, чтобы на исторических примерах доказать происхождение всей знати, всех государей от преступных и омерзительных предков, от гнусных злодеев и разбойников. Выходит, тут не на что опираться, нечем хвалиться. С гневной досадой описал он и оскорбительные различия, которые молва, обычай устанавливают между разными семьями: одни имеют репутацию более чистых и благородных, на другие бросают косые взгляды, а третьи прямо-таки называют родами колдунов и ведьм. Семьи норовят обесславить друг друга и даже отказываются заключать между собой браки. Право же, эта межродовая вражда столь же нелепа для оправдания неравенства, как и ссылки на старинные завоевания!
Из всего этого вытекает, что имущественное неравенство куда глубже неравенства происхождения, сословного, фамильного. Все это, как и служение королю или церкви, всего лишь предлог и оправдание в ожесточенной борьбе людей за доходы. Только для того, чтобы быть имущими, то есть перекачивать к себе труд других, неимущих, тунеядцам и нужны все эти внешние предлоги неравенства.
Значит, надо ухватиться за корень, за глубже закопанное зло, за частную собственность.
Ради собственности совершаются все остальные злоупотребления. Кто пролез в дворяне, кто в духовенство, кто в судейские, кто в откупщики, в разные разряды грабителей — все ради нее.
И вот мысль Мелье у самого порога святая святых: непостижимая, незыблемая собственность царила над жизнью и над сознанием. Впрочем, он не проявляет ни трепета, ни колебаний. Святыня уже сильно растеряла веру и уважение в неспокойной шумящей народной толпе. Эта утечка святости успела найти отражение и в умах либертинов разного толка.
«Еще одно зло, принятое и узаконенное во всем мире, заключается в том, что люди присваивают себе в частную собственность блага и богатства земли».
Отсюда происходит, что этих благ и богатств каждый стремится получить возможно больше, что одни богаты, другие бедны. Отсюда получается, что самые сильные, хитрые и ловкие, зачастую они же самые злые и недостойные, лучше всех других наделены земельными угодьями и всякими удобствами жизни. Одни всегда живут в достатке и изобилии, среди удовольствия н веселья, ну словно бы в раю, а остальные, напротив, среди тягости, страданий и бедствий нищеты, ну словно бы в аду.
А вот смахнуть бы народу разом всех тунеядцев. Отлучить бы их одним махом.
Мелье думает не о переделе благ, хоть бы и самом крутом, мужицком, черном переделе. Раз в частную собственность — значит карусель начнется сызнова. рубить надо под корень. Валить надо частную собственность.
Это зло принято и узаконено почти во всем мире, тогда как все должны были бы, объясняет Мелье, владеть благами и богатствами земли сообща, на равных правах. Не только владеть: и пользоваться ими тоже на одинаковом положении и сообща.