Мелисандра
Шрифт:
Море, безмолвное в туманном свете, походило на унылое серое покрывало из шелка. Не задумываясь, куда она направляется, Мелисанда стала спускаться по склону скалы.
Тропинка была узкая, очень крутая и каменистая. Мелисанда то и дело останавливалась, хватаясь за куст, спрашивая себя – зачем отправилась вниз таким трудным путем. И вдруг тропинка оборвалась, затерявшись в густых зарослях. Девушка поскользнулась и, вцепившись в колючий кустарник, негромко вскрикнула от боли. Осмотрев пораненную руку, она оглянулась – узкая тропка, убегающаяся кверху, теперь казалась
Мелисанда окинула взглядом море. Чайки то камнем падали вниз, то парили в воздухе, заунывно крича, и девушке казалось, что они прощаются с ней.
Визит к Пеннифилдам поверг ее в уныние. У нее не будет никакого предлога остаться. Ей придется переехать в другой дом – в качестве гувернантки или компаньонки. Там все пойдет по-другому. Она с грустью вспомнила появление сэра Чарльза в монастыре, счастливые дни в Париже. Но сэр Чарльз в Тревеннинге отличался от того человека, каким она знала его в первую неделю их знакомства. По мере того как они приближались к Тревеннингу, он казался все более отчужденным.
Наверное, она могла бы спросить у мисс Каролины или у сэра Чарльза, что станет с ней, когда Каролина выйдет замуж. Стоя здесь, на скалах, она чувствовала, как гнев закипает в ней. Почему кто-то всегда решает за нее? Почему она не может быть сама себе хозяйкой? Мелисанда мало что знала о людях, одиноких в этом мире. Она помнила бедняков, виденных в Париже и Лондоне, помнила человека, которого пороли, ведя по улицам Лискеарда, и сколько будет жива, не забудет умалишенную женщину, прикованную цепями в доме.
«Что станет с тобой?» – настойчиво вопрошал Фермор и предлагал ей один выход.
В ушах Мелисанды зазвучал его голос:
Весь день тебя буду с ума сводить, забавлять, целовать ночью долгой, но сможешь ли ты дом родной забыть и меня без оглядки любить там, в стороне далекой?
«Там, в стороне далекой». Ну и где же это? Куда он поведет ее, если она вложит свою руку в его ладонь и отправится вслед за ним?
Она боялась… боялась собственной гордыни, желания самой распоряжаться своей судьбой. Обе мисс Пеннифилд, удрученно покачивая головой, уже рисовали себе картину, как она изо всех сил старается угодить новым хозяевам, и, без всякого сомнения, жалели ее. Сестры Пеннифилд знали, что к чему, а она еще была несмышленышем. Мелисанда находилась на жизненном этапе, для них уже пройденном, но она получила образование, и, возможно, поэтому ей было труднее смириться со своей участью. Ей приходилось видеть компаньонку леди Говер – печальную старушку с безжизненным, равнодушным к мирским радостям лицом. Такой же тусклый, недовольный взгляд Мелисанда замечала и у гувернантки в доме Ли.
Такова добродетельная жизнь. Фермор предлагал ей нечто другое – жизнь греховную. И сейчас, оставшись наедине с собой, она понимала, что монахини не напрасно за нее опасались.
А пока она стояла так, размышляя, в какую сторону
– Мадемуазель, здесь вы не спуститесь.
– Кто это? – воскликнула она по-французски, озираясь по сторонам.
– Ага, значит, вы меня не видите? Я – разбойник. Вам, наверное, очень страшно, мадемуазель? Вот возьму сейчас и убью вас, а потом выпью вашу кровь на ужин.
Голос этот принадлежал ребенку, и Мелисанда, засмеявшись, сказала:
– А ну-ка, выходи!
– Вы отлично говорите по-французски, мадемуазель. Больше здесь никто так не говорит… кроме меня и Леона.
– Еще бы. Я ведь выросла во Франции. Ну, где же ты? Леон с тобой?
– Леона здесь нет. Если найдете меня, выведу вас в безопасное место.
– Но я тебя не вижу.
– Оглянитесь. Как же вы увидите, если не смотрите?
– Так ты в этих зарослях?
– Сходите и посмотрите.
– Слишком высоко.
Справа от Мелисанды зашевелились кусты, и перед ней возник мальчик. Совсем маленький – с виду лет шести. Выразительные черные глаза сияли на загорелом лице, на голове красовался венок из водорослей. Выглядел маленький незнакомец исключительно самонадеянным.
– А ты, случайно, не пикси? – полюбопытствовала Мелисанда.
– Нет, – ответил мальчуган, преисполненный достоинства. – Меня зовут Рауль де ла Роше. Ваш покорный слуга, мадемуазель.
– Замечательно. Я как раз нуждаюсь в помощи. Не покажешь ли мне, как проще сойти вниз.
– Я знаю очень удобный путь. Сам его отыскал. Если хотите, я вас провожу.
– Очень любезно с твоей стороны.
– Идемте.
Ей с трудом верилось, что он настолько мал, – уж очень серьезный имел вид. Заметив, что Мелисанда поглядывает на его водоросли, мальчик снял венок.
– Это маскировка, – пояснил он. – Я прятался в пещере и нацепил эту штуку, чтобы отпугивать людей… на тот случай, если кто-нибудь заявится. Не хочу, чтобы кто-то сюда приходил. Только я могу сюда забраться. Я наблюдал за вами. Вид у вас был испуганный.
Мелисанду забавляло, как он налегает на личное местоимение. В этом угадывалось некоторое пренебрежение ко всему остальному миру и величайшее уважение к мсье Раулю де ла Роше.
– Ты здесь живешь? – спросила она.
– Мы остановились здесь с Леоном, чтобы поправить мое здоровье, – на ходу ответил мальчик. – Говорят, оно у меня неважное. А вы здесь тоже лечитесь?
– Нет, я здесь живу как компаньонка, то есть…
– А, знаю, – быстро сказал Рауль. – Леон тоже состоит при мне компаньоном.
– Да, но, понимаешь, я – платная компаньонка.
– И Леон тоже, правда, он ко всему прочему мой дядя. Говорят, я взрослый не по годам. Люди смотрят на меня с улыбкой. А все потому, что привык общаться со старшими, и мне больше нравится чтение, чем игры.
– Да, ты необычный, это верно, – признала Мелисанда с улыбкой – ее позабавила самонадеянность мальчика.
– Я знаю, – сказал он. – А они пытаются сделать меня более обычным… Не совсем, конечно, но более обычным. Поэтому-то я здесь с Леоном.