Мелкий бес
Шрифт:
Л. 272 об. — [— А чего они шляются, — пробормотал Передонов.
— Кто шляется? Налил глаза винищем, — ругалась Варвара.]
Л. 273 об. — [Такой же рыжий и отрепанный.]
Л. 274 — [Прибежала] Клавдия [и]
Л. 274 — [Плясать, так плясать!]
Л. 274 об. — [Передонов и Володин старались друг перед другом, но Володин выделывал чище и лише.]
Л. 274 об. — [Он знал, что пляшет ловко, и у него был глупо-радостный вид.]
Л. 274 об. — [— Ай да кадрель! — визгливо вскрикивала она.]
Л. 274 об. — [Когда] устали.
Л. 275 — [— Ай да Варвара, молодец! — крикнул Мурин.
— Что же, —
Л. 275 — [Передонов показал и конверт, и говорил для пущей убедительности:
— При мне принесли.
Очевидно, что уж тут не могло быть никакого обмана. Все так и понимали, и верили.]
Л. 501 — [— Нет, вы угадайте, — упрямо повторил Передонов, — коли думать умеете.
— Нет, уж где мне, — опять сказала Вершина.]
Л. 501 — [смотрела на него,]
Л. 501 об. — [конверт и уверенный барский тон письма заставили ее разом поверить,]
Л. 502 — [Видно было, что ей трудно совладать со злобою.]
Л. 502 — [Передонов радостно захохотал.]
Л. 502 — [чёрт возьми!]
Л. 502 об. — [ну, а уж теперь пусть-ка выкусят.]
Л. 502 об. — 503 — [Она поняла, что ее радует намерение Передонова жениться не на ней, а на Варваре, — словно это было ее избавление от какой-то опасности.]
Л. 503 — [— Ну? ты рада, нешто? — спросил Владя.
— Еще бы, — с таким чёртом связаться.
— Зачем же тянулась?
— Я ведь не сама.
— А как…
Владя хотел что-то укоризненное сказать, но вдруг остановился и радостно крикнул:
— Ей-Богу, и хорошо! Ну их к чёрту.]
Л. 503 — [— Как станете вашу Марту замуж выдавать — сами узнаете, сколько хлопот. Так что лучше и не удерживайте, — некогда.]
Л. 503 об. — 508 — [Конечно, Передонов этого не заметил. Он был весь поглощен своею радостью. Марта вернулась в беседку, когда уже Передонов ушел. Она вошла в нее с некоторым страхом: что-то скажет Вершина.
Вершина была в [жестокой] досаде: до этой поры она не теряла надежды пристроить Марту за Передонова, самой выйти за Мурина, — и вот, всё нарушено. Она быстро и негромко сыпала укоризненными словами, поспешно пускала клубы табачного дыма и сердито поглядывала на Марту.
Вершина любила ворчать. Вялые причуды, потухающая вялая похоть поддерживали в ней чувство тупого недовольства, и оно выражалось всего удобнее ворчаньем. Сказать вслух — вышел бы ясный вздор, — а ворчать, все нелепое изливается через язык, — и не заметишь, ни сама, ни другие, несвязности, противоречий, ненужности всех этих слов.
Марта [плакала, и молчала, и упорно думала, что так лучше вышло, что Передонов противный.] Может быть, только теперь [она] поняла, насколько Передонов ей противен, после всего, что случилось с ним и из-за него. Марта мало думала о любви. Она мечтала о том, что выйдет замуж и будет вести хорошо хозяйство. Конечно, для этого надо, чтобы кто-нибудь влюбился в нее, и об этом ей было приятно иногда подумать, но это было не главное.
[Когда Марта мечтала о своем хозяйстве, то ей представлялось, что у нее будет точь в точь такой же дом, и сад, и огород, как у Вершиной. Иногда ей сладко мечталось, что Вершина всё это ей подарила, и сама осталась жить у нее, курить папиросы и журить ее за леность.]
— Не
— Что ж мне ему навязываться, — тихо сказала Марта, — я ведь не Рутиловская барышня.
— Гонору много [— шляхта голодраная!] — ворчала Вершина.
— Я его боюсь, — я за Мурина лучше выйду, — [плача] сказала Марта. [Еще более раздражили эти слова Вершину. Она быстро ходила по беседке, натыкалась на ее стенки, и] Вершина говорила:
— За Мурина! Скажите пожалуйста! Уж очень вы много себе воображаете! За Мурина! Возьмет ли он еще вас. Что он вам иногда ласковые слова говорил, так это еще м(ожет) б(ыть) и вовсе не для вас. Вы еще и не стоите такого жениха, — солидный, степенный мужчина[, а вы вертушка, дрянная девчонка]. Покушать любите, а подумать — голова болит.
Марта ярко покраснела: она любила есть, и могла есть часто и много. Воспитанная на деревенском, воздухе, в простых и грубых трудах, Марта считала обильную и сытную еду одним из главных условий людского благополучия.
[— Ну, чего разрюмилась, дрянь этакая.]
Вершина вдруг метнулась к Марте, ударила ее по щеке своею маленькою сухою ручкой и крикнула:
— На колени, негодяйка.
Марта, тихо всхлипывая, встала на колени, и сказала:
— Простите, Наталья Афанасьевна.
— Целый день продержу на коленях, — кричала Вершина, — да платье тереть не изволь, оно деньги плачено, на голые колени стань, платье подыми, а ноги разуй, — не велика барыня. Вот, погоди, еще розгами высеку.
Марта, послушно присев на краешек скамейки, поспешно разулась, обнажила колени и стала на голые доски. Ей словно нравилось покоряться и знать, что ее отношениям к этому тягостному делу наступает конец: накажут, подержат на коленях, м(ожет) б(ыть), даже высекут, и больно, а потом все же простят, и всё это будет скоро, сегодня же.
Вершина ходила мимо тихо стоявшей на коленях Марты, и чувствовала жалость к нец, и обиду на то, что она хочет выйти за Мурина. Ей приятнее было бы выдать Марту за Передонова или за кого другого, а Мурина взять себе. Мурин ей весьма нравился, — большой, толстый, такой добрый, привлекательный. Вершина думала, что она больше подходила бы для Мурина, чем Марта. Что Мурин так засматривается на Марту и прельщается ею, — так это бы прошло. А теперь, — теперь Вершина понимала, что Мурин будет настаивать на том, чтобы Марта вышла за него, — и мешать этому Вершина не хотела: какая-то, словно материнская, жалость и нежность к этой [наказанной] девушке овладевала ею, — и она думала, что принесет себя в жертву, и уступит Марте Мурина. И эта жалость к Марте заставляла ее чувствовать себя доброй, и гордиться этим, — и в то же время боль от погибшей надежды выйти за Мурина жгла ее сердце желанием дать Марте почувствовать всю силу своего гнева, и своей доброты, — и всю вину Марты. Вершиной тем-то особенно и нравились Марта и Владя, что им можно было приказывать, ворчать на них, иногда наказать их. Вершина любила власть, и ей очень льстило, когда провинившаяся в чем-нибудь Марта по ее приказанию беспрекословно становилась на колени [или ложилась под розги].