Мельница купца Чесалкина
Шрифт:
Дьякон махнул мне рукой и жестами, как бы боясь разговаривать, указал место на корме, поручая мне управление лодкой, а про себя показывал, что он станет на носу с острогой. Так как я не умел еще владеть острогой, то поневоле, подчиняясь силе авторитета, повиновался и, взяв весло, уселся на корму. Дьякон забрался на нос.
— Ну, а мне-то тут чаво делать? — вдруг буркнул Карп.
Дьякон даже плюнул.
— Спи! — зашипел он и, кивнув мне головой, замер. Карп шагнул и пропал в темноте. Я оттолкнул лодку, и поплыли.
— Лево, лево! — шептал дьякон и, сняв шляпу и перекрестившись, стал в позицию.
Проехав некоторое пространство
— Право, право! — шептал дьякон. — Тут глубоко. Мы плывем по руслу Ольховки. Право!
Я повернул направо, и, когда мы проехали немного, перед нами, словно по мановению волшебного жезла, поднялась целая стена камышей. Я остановился.
— Прямо, прямо! — командовал дьякон.
— Да куда же прямо! там камыши.
— Камыши эти не густые… прямо, прямо.
Я толкнул веслом, то есть, по совести сказать, лопатой, заменявшей весло, и лодка врезалась в камыши, отгибая их направо и налево. С криком, неподалеку от нас, поднялась стайка чирков и засвистав крыльями, улетела куда-то. Несколько горящих щепок, зацепившись за камыш, упали в воду и зашипели; весло стало уже доставать тину, я уже не огребался, а упирался им. Но вот камыш редеет, мы выплываем на чистое место, и на этот раз дно осветилось со всеми мельчайшими подробностями. Дьякон подложил в огонь еще смолья, пламя на минуту уменьшилось, но огненные языки охватили новое смолье, и свет разлился еще ослепительнее. Вдруг дьякон пригнулся, зорко взглянул в воду; острога метнулась у меня в глазах, раздался плеск, и огромная щука была на дне лодки.
— На то я и дьякон в Семеновке, чтобы щука не дремала! — проговорил дьякон и на этот раз уже не шепотом, а басом и захохотал во все горло.
Всполошились утки, закричали цапли, засвистали кулички, зашлепала в лодке щука, и в одну минуту все встрепенулось, проснулось и испугалось этого громкого хохота среди могильной тишины.
— Штука дельная ввалилась! — продолжал дьякон и, сняв с остроги рыбу, свернул ей голову и положил в лодку. — Ну, вы теперь так и держите все прямо!
Не успели проплыть мы и пяти саженей, как дьякон снова махнул острогой и вытащил линя. Охота становилась интересною, рыба попадалась поминутно, и дьякон редкий раз делал промахи. Он даже, желая щегольнуть искусством, выхватил рака, но в лодку его не положил, а, взяв за клешню, отбросил далеко, так далеко, что даже не слышно было, как шлепнулся он в воду. Мы все еще отдалялись от того места, с которого начали охоту, и, судя по времени, отъехали от него по крайней мере версты две. Было уже десять часов вечера, и надо было подумать о возвращении домой, но дьякон до того увлекся удачей,
— Что вы! Господь с вами, с этих пор-то! Охота только что начинается, а вы домой! — говорил он. — Катайте, катайте налево…
Я катал веслом, а дьякон острогой и все лещей вытаскивал. Мы попали на такое место, где, кроме лещей, не было никакой рыбы, как будто оно исключительно принадлежало им, введено было им во владение, и никакая другая рыба не смела появиться в их царстве. Важно насупившись, стояли они и как будто нарочно подставляли свои жирные черные спины под зубья остроги. Даже мелкая рыбешка, до тех пор целой кучей следившая за лодкой, отстала и не смела проникнуть в этот захваченный лещами участок.
— Это — Харитонов затон, — говорил дьякон.
— Вы почему знаете?
— А потому, что лещ один.
— А затон этот далеко от нашей пристани?
— С четверть версты, не больше.
— Стало быть, мы уж назад повернули.
— Эко спохватились! давным-давно!
Прошло еще с час, и лодка наша была почти полна рыбой. Мы порешили ехать домой или, лучше сказать, к тому месту, где ждал нас Карп с лошадью. Закурив папиросы, мы поехали быстро, но камыши беспрестанно загораживали нам путь; приходилось их объезжать, вследствие чего плавание наше значительно замедлялось. Громаднейшие стаи уток с криком и шумом поднимались из камышей и производили в воздухе хаос. Подул ветерок, начал накрапывать дождик. Прошло еще с полчаса, а мы все еще блуждали по камышам, словно по какому-нибудь парку, дорожки которого, разбегаясь в разные стороны, то выходили на открытую поляну, то снова поворачивали назад и вели бог знает куда.
— Уж так ли мы едем? — спросил я. — Не плутаем ли?
— Ну вот, лтлично!
— Что-то долго…
— Да ведь если б мы прямо ехали, а то вишь как колесим!
— А скоро доедем?
Дьякон пригнулся и внимательно посмотрел на дно.
— Сейчас, — проговорил он.
— Почему же это?
— Дно песчаное, вот почему.
— Так что ж?
— А то, что мы плывем теперь к Гришовскому займищу. Вертите вправо, и сейчас пристань.
Я повернул, но пристани все не было. Между тем ветер усиливался; тучи становились все чернее и спускались все ниже и ниже, так что зарево разведенного огня начало их освещать, и они, как облака дыма, неслись над нами. Камыш начал покачиваться… Прошло еще минут десять, а пристани все нет.
— Право, не плутаем ли, отче? — спросил я.
— Да нет же! Слава богу, не в первый раз… Поди, озеро-то это я знаю вдоль и поперек.
— Да ведь ничего не видно.
— Постойте! — проговорил дьякон. И, став на ноги, он приложил обе ладони ко рту и закричал страшнейшим басом:
— Ка-а-а-арп!
Но, вместо Карпа, откликнулась стая гусей, с шумом поднявшаяся из камышей.
— Карп! — продолжал кричать дьякон.
Я остановил лодку.
— Ка-а-арп! Черт! откликнись.
Но Карп не откликался.
— Ка-а-а-арп! дьявол! Где ты? Провалился, что ли?
И действительно, Карп, должно быть, провалился, потому что отклика не было и только один свист крыльев наполнял воздух.
— Непременно спит, дьявол! — проворчал дьякон и снова принялся всматриваться в дно.
— Вертите назад, — крикнул он немного погодя.
— Зачем назад?
— Вертите.
— Куда же мы приплывем?
— Да вертите, знай. Видите, здесь глубь какая; мы опять по руслу реки плывем! Видите, вода назад течет, значит и нам надо назад.