Мельница на Флоссе
Шрифт:
Серо-голубые глаза юноши, то и дело поглядывающие на окна дома, светятся оживлением, складка меж бровей хотя и не разгладилась, сейчас не портит его — она указывает на силу воли и, когда взгляд его смягчается, а губы теряют свою жесткость, не делает его суровым. Его твердый шаг становится быстрее, и как он ни сжимает губы, стараясь сдержать улыбку, она сопротивляется его усилиям.
Когда он проходил по мосту, никто из тех, кто был в гостиной, не обратил туда взора. Они сидели молча, в ожидании его прихода; мистер Талливер, уставший от долгой поездки верхом, расположился
Они все с удивлением подняли глаза, услышав знакомую поступь.
— Что случилось, Том? — спросил отец. — Ты сегодня раньше, чем всегда.
— Мне больше нечего было делать, вот я и ушел. Ну, как дела, мать?
Том подошел к миссис Талливер и поцеловал ее — признак редкого у него хорошего настроения. За прошедшие три недели он не обменялся с Мэгги ни словом, ни взглядом, но поскольку он и вообще был теперь дома неразговорчив, Это не бросилось родителям в глаза.
— Отец, — сказал Том, когда чаепитие подошло к концу, — ты точно знаешь, сколько денег в жестяной коробке?
— Всего сто девяносто три фунта, — отозвался мистер Талливер. — Ты приносил меньше последнее время… но молодые люди любят сами распоряжаться своими деньгами. Правда, я не поступал, как мне вздумается, до того как достиг совершеннолетия. — В его голосе звучало робкое недовольство.
— Ты уверен, что именно столько, отец? — спросил Том. — Я бы хотел, чтобы ты достал жестяную коробку, если тебе не трудно. Вдруг ты ошибся?
— Как я мог ошибиться? — резко возразил отец. — Я так часто их пересчитываю. Но я могу достать коробку, коли ты мне не веришь.
Доставать жестяную коробку и пересчитывать деньги было единственной утехой в безрадостной жизни мистера Талливера.
— Не уходи, мать, — сказал Том, увидев, что она собирается тоже выйти из комнаты, когда отец отправился в спальню.
— А Мэгги можно уйти? — спросила миссис Талливер. — Ведь кому-то надо вынести посуду.
— Как ей будет угодно, — равнодушно сказал Том. Как горько было Мэгги это слышать! Сердце ее внезапно подпрыгнуло в груди — а вдруг Том собирается сказать отцу, что они могут расплатиться с долгами, и ему безразлично, будет ли она при этом! Но она вынесла поднос и тут же снова вернулась в комнату. В такую минуту все личные обиды должны отойти на задний план.
Когда жестяная коробка была поставлена на стол и открыта, Том придвинулся поближе к отцу, и падавший на них красный вечерний свет еще сильнее подчеркнул печаль и уныние во всем облике измученного темноглазого отца и скрытую радость на лице белокурого сына. Мать и Мэгги сидели у другого края стола: одна — в терпеливом неведении, другая — трепеща от ожидания.
Мистер Талливер пересчитал деньги, вынимая из коробки монету за монетой и раскладывая их столбиками на столе и сказал, бросив на Тома быстрый взгляд:
— Ну, вот видишь, я был прав.
Он замолчал и взглянул на деньги с безнадежным отчаянием.
— Здесь не хватает больше трех сотен фунтов… немало воды утечет, прежде чем я их скоплю. А
Он жалобно взглянул на сына, точно моля, чтобы тот уверил его в обратном.
— Нет, отец, — сказал Том решительно и твердо, хотя в голосе его прорывалась дрожь, — ты своими глазами увидишь, как будут выплачены все долги. Ты заплатишь их своей собственной рукой.
В его словах звучало нечто большее, чем просто надежда или решимость. Мистера Талливера словно пронзил слабый Электрический разряд: не отрывая глаз, он со жгучим вопросом смотрел на Тома; Мэгги, не в силах сдержать волнение, бросилась к отцу и опустилась на колени рядом с креслом. Помолчав, Том продолжал:
— Несколько лет назад дядюшка Глегг одолжил мне немного денег, чтобы я мог купить товары для отправки за границу. Я хорошо на этом заработал: сейчас у меня в банке лежит триста двадцать фунтов.
Не успел он произнести эти слова, как руки матери обвились вокруг его шеи, и она проговорила сквозь слезы:
— О мой мальчик, я знала, что ты все поправишь, когда станешь взрослым.
Но отец молчал: прилив чувств лишил его речи. Тома и Мэгги охватил страх, как бы внезапная радость не оказалась роковой. К счастью, пришли спасительные слезы. Широкая грудь поднялась, лицо исказилось, и старик громко разрыдался. Постепенно рыдания стихли, он застыл в неподвижности, стараясь совладать с волнением. Наконец он взглянул на жену и нежно сказал:
— Подойди ко мне, Бесси, поцелуй меня. Сын загладил мою вину перед тобой. Может статься, ты снова будешь в довольстве.
Она поцеловала его, и с минуту он молча держал ее руку в своей, затем мысли его снова обратились к деньгам.
— Мне бы хотелось, чтобы ты принес деньги домой, — сказал он, перебирая лежащие на столе монеты. — Посмотреть бы мне на них своими глазами, тогда бы я знал, что они есть на самом деле.
— Ты увидишь их завтра, отец, — сказал Том. — Дядюшка Дин назначил в «Золотом льве» встречу всех кредиторов и заказал для них обед на два часа дня. И он и дядя Глегг оба там будут. В субботу мы поместили объявление об этом в «Вестнике».
— Значит, Уэйкем об этом знает! — воскликнул мистер Талливер, и глаза его зажглись торжеством. — Ага, — протянул он и, вынув табакерку — единственное удовольствие, которое он разрешал себе, — с вызовом постучал по крышке, почти так же. как в старые времена. — Ну уж из-под его каблука я теперь выйду, хоть мне и придется покинуть мельницу. Я думал — я все снесу, лишь бы умереть на старом месте… но невмоготу стало. У нас нет выпить чего-нибудь — а, Бесси?
— Есть, — сказала миссис Талливер, вынимая сильно поредевшую связку ключей. — У меня есть бренди, что принесла сестрица Дни, когда я прихворнула.