Мельничная дорога
Шрифт:
Накопив денег, мы отправились в Нью-Палц и, открутив педалями тринадцать миль, оказались в магазине предметов искусства и сопутствующих товаров. Я понял смысл плана, как только Мэтью продемонстрировал мне прозрачный пластмассовый тубус для рисунков. Мы купили такой и хорошей бумаги, чтобы свернуть внутри. И еще коробку карандашей. Договорились так: если нас остановят в горах, мы скажем, что любим рисовать пейзажи. Я открою чехол, покажу тубус с бумагой, может, даже вытащу карандаши.
Идея была превосходной и однажды выручила нас. В тот раз нас остановил в горах работавший в Организации охраны природы сотрудник. Иногда он приходил в школу
– Ребята, вы в курсе, что рыбалка на озере запрещена?
Я снял камуфляжный чехол с плеча и уже тянул открывавший его шнурок. Когда мужчина приблизился, приспустил брезент, обнажая прозрачный тубус с бумагой для рисования.
– В курсе. Но мы не занимаемся рыбалкой.
И тут в разговор вступил Мэтью:
– Хитрюга любит рисовать на озере, сэр. У него очень хорошо получается вода. Кажется, будто движется.
Я вытащил карандаши и, стараясь привлечь все внимание к себе с тем, чтобы дюйм черного ствола не попался на глаза защитнику природы, с шумом перебирал их в руке. Он клюнул, даже улыбнулся, словно наш ответ неожиданно обрадовал его, потер седеющую бороду, спросил:
– Дома, наверное, как мои племянники, целыми днями режетесь в «Атари»? [2]
– Нет, сэр, – ответил я. – Предпочитаю рисовать.
– Воду?
– Да.
– А Джекобскилский водопад не пробовал?
– Постоянно.
– Что ж, вреда от вас нет. Только зарубите, парни, на носу, – он повернулся к Мэтью, – никакой рыбалки на озере.
После того случая мы еще не раз встречали защитника природы. Мэтью даже заставил меня нарисовать Джекобскилский водопад, и мы постоянно носили картинку с собой. Даже показали ему, и он сделал вид, будто ему понравилось. А когда защитник природы в очередной раз пришел к нам в школу, он говорил так, словно обращался только ко мне и Мэтью, будто лишь нас интересовал предмет его беседы. Мне на это было глубоко наплевать, однако я понимал, что этого человека лучше держать в союзниках, а не бегать от него по горам. Признаюсь честно, во время наших игр мы нарушали не одно природоохранное правило.
2
Компьютерная игра.
Мэтью вытащил из камуфляжного чехла ружье, бросил мне, и я поймал его.
– Теперь на нем отпечатки и твоих пальцев, Хитрюга.
Я посмотрел на свои руки: одна на прикладе, другая на стволе. Разумеется, на ружье есть отпечатки моих пальцев – оно же мое. Но оттого, что они появились после преступления, мне стало не по себе – словно они были свежее тех, что оставил Мэтью.
– Теперь нам нужен план, – заявил он.
Господи, нам всегда требовался какой-то план! Нам нужен план – это у Мэтью нечто вроде мантры. Мы не могли просто так кататься на велосипедах, обязательно требовалась цель поездки: определенное место, тропа или озеро.
Плюс к тому именно Мэтью всегда предлагал эти чертовы планы. Я же играл роль индейца Тонто при Одиноком рейнджере.
– Надо кому-нибудь рассказывать о том, что случилось? – спросил я, не глядя на него.
– Ты совсем дурак? Нас засадят в тюрьму пожизненно.
– Скажем, играли, а это получилось случайно.
Мэтью
– Правильно. Так и поступим. Только сначала избавимся от ружья. Здешнее озеро слишком очевидное место – его выловят. В лесу тоже негде. Придется ехать в Моннахе – бросим в воду или где-нибудь зароем.
Моннаха – еще одно горное озеро в Свангамах, а также название окружающего его государственного парка в семи милях от нас. Мы иногда ездили туда, хотя оно не очень отличается от нашего, как и пейзаж от нашей горной цепи. Но бывало настроение, когда хотелось размяться, прокатившись по новой дороге, и мы изо всех сил давили на педали.
Почувствовав, как подкашиваются ноги, я уронил воздушку рядом с велосипедами и сел на камень. Запрокинул голову, чтобы втянуть воздух, чуть не ослеп от солнца, а когда прищурился, над головой проплыло темное пятно. Я сразу понял, что это было, хотя не мог хорошо рассмотреть. И в это мгновение ясно осознал, как нужно поступить.
– Пошли, Хитрюга! – Мэтью потянул меня за руки.
И тогда я снова увидел это пятно: ниже над дорогой. Гриф-индейка, крылья широко распростерты, тело приплюснуто, словно птица скользила по зеркальному стеклу. В то время я считал этих птиц летающими вампирами, воображал, будто их костлявые тела в плюмаже перьев бороздили воздух в поисках вкуса крови.
Моргнув на солнечный луч, я представил, как стервятник пикирует на труп Ханны, красная морщинистая голова поворачивается на тонкой шее, и бледный клюв раздвигает волосы, как это недавно делал веткой Мэтью.
Выбитый глаз Ханны был путем наименьшего сопротивления, и я так и видел, как гриф вытягивает наружу, точно порванные резинки, жгуты плоти, глотает ошметки мозга, и загнутый клюв глубже и глубже проникает в череп.
Проклятие! Мне было всего двенадцать лет, факт, который что-нибудь да значил. Я уже совершал ошибки. Думаете, не сожалел об этом с тех пор? Ждал целую жизнь случая, чтобы исправить промахи. Но в тот момент, думая о Ханне и грифе, я стал наконец действовать. Разве не это важнее всего?
– Мы должны освободить ее, унести оттуда и кому-нибудь сообщить о том, что случилось.
Мускулы Мэтью напряглись, но на сей раз моя реакция была быстрее: повернувшись боком и подставив плечо, я атаковал его всем своим весом и врезал прямо под дых. Мэтью отлетел назад, и, когда ударился о дорогу, воздух толчками выходил из его груди. Я бросился бежать.
Нью-Йорк, 2008
Поцеловав мужа на прощание, Ханна уже выходила из квартиры, но вдруг повернулась, словно что-то забыв.
– Ты собираешься сегодня покупать продукты?
Он собирался.
– Тогда не забудь про капусту, мой листик. – Чмокнув его снова, она закрыла за собой дверь.
Патрик размышлял, насколько Ханна каждый раз неожиданна, играя со словами, будто те – пластмассовые кирпичики.
Купи сахару, мой сладкий.
А к обеду возьми телятины, теленочек.
Только не позарься на дешевую, дорогой.
И еще рису, крупиночка.
Патрик пошел в кухню сварить кофе и подумать, как провести долгие часы дома до возвращения Ханны. На сегодня хотя бы одно приятное занятие – подготовить их праздничную трапезу. Это будет мясо – огромное жаркое на двоих, на ребрышках с жареным в масле картофелем. Патрик не собирался портить впечатление блюдом с овощами. Никакого салата, шпината, брокколи.