Мелодия Бесконечности - первый аккорд
Шрифт:
— Мама, папа! Адель, Рози! — девушка резко вскочила, — Дэни, Джек! Жюстин, Ив, Эллен! Алишер! — она подняла голову и требовательно посмотрела на мужчину, — Что с ними?!
— С ними всё в порядке, маленькая госпожа — поспешил успокоить её Самаэль, — наши люди успели вовремя среагировать.
— Уведите его в покои — приказал стражникам Джон, — Он будет под домашним арестом, пока мы не решим, как с ним поступить.
— Вы же его не … — побледнев, Ями ухватилась за плечо Самаэля, — Он не хотел. Я знаю…
Легко колыхнулись балконные занавески, а за ними мелькнули тени.
Джек открыл глаза и, стараясь как можно бесшумнее, нащупал в чемодане под кроватью
Шепотом сообщив стражникам, что не помешало бы обыскать комнату и сад вокруг южного крыла дворца, они побежали по коридорам в комнаты Дерека и Камиллы, Шарля и Валентины, Рози и Адели, Джона и Маргариты и остальных.
В то же время в комнате Питера и Евы послышались шорохи, и вдоль стены скользнул странный силуэт.
И прежде, чем кинжал вонзился в подушку, Питер, вместе со спящей Евой на руках, уже завис под потолком.
Тени исчезли так же бесшумно, как и появились.
Ева пришла в себя и посмотрела на Пита широко раскрытыми глазами, крепче обхватив его за шею.
Питер легко опустился на пол.
— Ze to bylo? (Что это было? пол.) — тихо спросила Ева. — Не знаю, но нужно предупредить стражу и найти остальных, — так же тихо ответил Питер, осмотревшись по сторонам.
— Тихо, — Этьен приложил палец к губам сестры, — мне это всё не нравится.
И снова еле уловимый звук летящего кинжала, и — тишина… Лишь свет луны, пробивающийся сквозь колышущиеся занавеси.
Когда Эллен и Этьен вылезли из-под кровати, и увидели воткнутый в подушку кинжал, то девушка еле сдержала крик.
— Иллюзия нашего присутствия на кроватях спасла нам жизнь, — парень был явно рад тому, что его идея сработала, не зря ему показался подозрительным этот непонятный шум, — А сейчас нужно срочно найти ребят, — Эллен согласно кивнула.
В комнате Джастины и Дэна тоже не было спокойно: парень отбил летящий нож энергетическим щитом, он схватил девушку за руку, и они выбежали из комнаты, чуть не сбив с ног дежуривших у двери стражей.
Вскоре уже переполошился весь дворец. Караульные побежали оповестить князя.
А вот, он и сам лично явился на место действия.
Люди обернулись на шум, а толпа в коридорах расступалась, пропуская правителя.
— Папа! Папа! — маленький Али бросился на шею отцу, а за ним по галерее уже медленно шёл князь под руки с матерью Джона и Кали, — Папа, там были плохие люди. Я хотел заступиться за маму, но те люди исчезли, так же странно, как и появились, а потом пришел дедушка, — продолжал рассказывать мальчик, — Когда вырасту, я буду маминым защитником, и твоим, и дедушки с бабушкой, и дяди Самаэля, и Марго, и Розалинды, и Адельки. — Конечно, дорогой, ты будешь самым сильным, самым отважным и самым справедливым рыцарем, — со слезами на глазах, Джон крепче прижал к себе сына.
Самаэль обеспокоенно посмотрел на Кали, та кивнула в ответ, улыбнувшись:
— За меня не переживай, если что — у меня и самой рука тяжела, — прошептала она, обнимая его.
Правитель жестом указал конвоирам остановиться и подошел к младшему сыну:
— Где, где же я недоглядел, что мой родной сын дошел до такого? Ты — плоть моя и кровь — увы, отцовская любовь… — князь дрожащей рукой убрал слезу
— Я передумал, молодой господин, — спокойно заметил атаман, — Мне, и правда, не отмыть уже своих рук от крови, но, я убивал только в честных поединках и не поднимал оружие на женщин и детей. Ты не предупредил, что они всего лишь подростки, к тому же, обладающие тайными силами. Они так трогательно и достойно защищали друг друга. Я отозвал своих людей и предупредил князя. Пусть нас повесят, но, на мне и моих людях не будет греха детоубийства.
Рафаэль опустил голову.
— Я никудышный отец… — вся кровь отлила от бледного лица князя, он взялся рукой в области сердца, оперевшись о плечо своей любимой Сони. Жгучая боль опекла его грудь, сдавливая и затрудняя дыхание, конечности немели.
— Это неправда! — громко возразила Маргарита, — У вас прекрасный сын и замечательная дочь. А Рафаэль, как никогда, нуждается сейчас в вашей любви и заботе.
— Я был слишком занят и слишком мало времени уделял семье. Я опоздал на много лет… — слабым голосом прошептал Вайвасват, — Как жаль, что я не успею ничего исправить, — с трудом выговорил он.
— Сир, будьте милостивы, — склонилась перед ним Маргарита, заметив бледную, как полотно, Ями, изможденно прислонившуюся к колонне, — Я прошу милосердия для Рафаэля, он, всё-таки, ваш сын. Уверена, что он осознал свою неправоту и искренне раскаивается. И для Надира и его людей — они могли убить моих близких и друзей, но совесть не дала им этого сделать, а, значит, в них ещё есть добро. Проявите же царское великодушие.
— Я не могу отказать, когда просит такая женщина, — попытался улыбнуться Вайвасват.
— Почему? — потухшим голосом произнёс Рафаэль, — Зачем тебе это? Один.. Всегда один! — яростно закричал он и закрыл лицо ладонями, — Всегда один…
— Ты не один — Джон протянул брату руку, — Все люди испытывают печаль и боль. Порой бывает так одиноко, что даже хочется исчезнуть. Даже в этом случае, нужно все выдержать и жить дальше. Ты должен помнить, что люди делятся друг с другом своим теплом. Вспомни это. Вспомни, как мы вместе воровали яблоки в саду, а ты упал с ветки и разбил колено — мы с сестрой каждый день навещали тебя. Как я разбил вазу, а ты взял вину на себя — сказал, что ты ещё маленький, и тебя всё равно простят… Как мы вдвоём защищали друг друга от городских мальчишек, когда тайком убегали играть в город. Как ты плакал, когда я уезжал на учебу. Вот какого брата я помню.
— Подойди, Рафаэль, — подозвал его князь, — Я хочу, чтобы прочел это, — он достал из кармана камзола листок бумаги, — Я храню это со дня смерти твоей матери — эту записку я нашел у неё под подушкой.
Дрожащими руками младший принц раскрыл лист и начал читать:
«Возлюбленный муж мой!
Если ты читаешь это письмо, то меня уже нет на этом свете.
Рак — всего три буквы, и так много боли и горя… Но, не переживай, мне уже больше не будет больно. Я, наконец, смогу обрести покой. Жалею лишь о том, что так мало была с тобой и с нашим сыном. Он ещё так мал, и мне бесконечно больно покидать его. Прошу, будь к нему добрым и терпеливым — он у нас такой избалованный ребёнок.