Мелодия Бесконечности - симфония чувств
Шрифт:
И вот он - изумительный в своей магии кадр, продолжающий начатую идею - вся, словно светящаяся изнутри, стоящая на широкой мраморной лестнице, белокурая девушка (на этот раз её золотистые волосы оставили распущенными), полным участия взглядом своих ясных глаз смотрела на юношу, преклонившего колено на несколько ступеней ниже, протягивающего руку к падающему ему в ладонь белоснежному перу.
– Потрясающе, леди!
– Баркер улыбнулся ей, снимая с шеи фотокамеру, - работая с вами, я получаю невероятное удовольствие, - он сделал знак рукой, распуская съемочную группу на перерыв, - Сейчас можете немного отдохнуть, и
Группа разошлась на легкий ланч. Весь день, кроме момента самих съемок, Ондзи старательно избегал златовласую, чего она не могла постичь, а побеседовать с ним возможности так и не представилось.
Когда же она вышла на последнюю фотосессию, Ондзи понял на неё глаза, и замер... и захотелось сощуриться, как если бы он смотрел на яркое солнце. Первые заморозки в этом году пришли рано. Пушистые резные снежинки медленно вальсировали с низкого и серого, от слоистых облаков, неба, мягко лаская щеки и губы. Он вдохнул морозный воздух и выдохнул пар изо рта:
– Ангел, - прошептал он и ощутил на губах влагу растаявших снежинок, точно незаметный воздушный поцелуй - а белокурая, и правда, походила на ангела - в длинном в пол белом платье, легко обтекавшем её стан, и в серебристом с отливом таком же длинном плаще с капюшоном.
Он выглядел таким потерянным и одиноким с бледным замерзшим лицом и покрытыми инеем ресницами, что, она, напрочь забыв о том, что идет съемка, неосознанно подалась вперед, присела перед ним и взяла его за руку, согревая его озябшие пальцы своим дыханием.
А он смотрел на неё - такую светлую и чистую, как этот снег, и такую же хрупкую и недосягаемую. Как снежинка тает, когда сильно сожмешь её в руке - можно только смотреть, иначе разрушишь всё волшебство. И эти её глаза, что пронзали душу насквозь - цвета небесной лазури… только туда - в его душу, лучше ни кому не заглядывать, дабы не ужаснуться увиденному. И нет числа его грехам, что тяготят его, и нет искупления вине. Больно - бывает не только от боли, страшно - бывает не только за совесть…Он стал свободен от притяжения своей боли - крики невинных - не более...Незаметный след белого крыла... пепел и зола... Если это и есть та самая любовь, которую воспевали все поэты и романисты от средневековых трубадуров до авторов современных бестселлеров, то, почему же ему так гадко, как ещё не бывало в жизни? Это и есть хваленая любовь? Внутренности скрутило от острой боли, он попытался улыбнуться, но мышцы лица свело судорогой, а по заледеневшей щеке соскользила горячая слеза. Конечно, у него были женщины, много женщин, но, даже имен их он не мог на утро вспомнить. А сейчас всё было совершенно иначе, но он давно уже разучился во что-либо верить и что-либо чувствовать. От чего становилось ещё больнее и ещё невыносимее. Он потерял контроль над своими эмоциями. Весь его мир, к которому он привык за длительный срок своего существования, с первой космической скоростью летит в преисподнюю ко всем чертям, а, может, он просто заново ему открылся? Цунами накативших чувств прорвало ту плотину, которую он с таким трудом выстроил, отгородившись от окружающих непроницаемой стеной. Таким, как он, не положено счастье, он не имеет права роптать на судьбу. Тогда почему его так тянет к ней? Почему так манят её глаза и губы, её кожа и волосы, её стройное тело?
– Это невероятно!
– уже не выдержав, со своего места подскочил Дуглас Айронс, усиленно пожимая девушке руку, - Вам удалось вытянуть из него такие эмоции! Я преклоняюсь
– Прошу прощения, но на сегодня - всё. Все свободны, - неожиданно резко прервал это всеобщее веселье Ондзи, пошатнувшись, он оперся о стену, а лицо его с каждой секундой становилось бледнее.
– Всё в порядке, господин Танака? Вам плохо? Вы нездоровы?
– ошарашенная Даниэлла только лишь успела повернуть голову в его сторону, когда Дуглас Айронс проводил его до машины, как он и попросил, отказавшись от медицинской помощи, и вся группа притихнув, замерла на мгновение, а потом высыпала к воротам проводить отъезжающее авто, - Подумайте ещё раз, может, всё-таки в клинику?
– поинтересовавшись напоследок.
– Ничего, это просто переутомление - это пройдет, - автоматически ответил азиат, а глазами искал глаза белокурой...
Здоров ли он? Похоже, что нет. Он болен, и болен серьёзно... ею...
Она - омовения кристальная вода, для неё сотворена из невиданных огней наша вселенная... Она - отрава, что взамен алой крови у него течет под кожею... Она - избавление от оков и разгадка тайных снов, что надеждой расцвели над обреченным полюбить... Искушения змея, что впилась в самое сердце, исходящее кровью... Тайна неба и земли... Озарение любви...Где улыбка, где слеза?
И сказать самых простых, но самых важных три слова "я тебя люблю" окажется для него невозможным. Даже, если бы она и была свободна, то никогда не полюбила бы такого, как он - созданиям Света и созданиям Тьмы не дано быть вместе. Что бы он мог ей предложить? НЕТ! Пустоты и боли нет - там, где сияет чистый свет!
– Винтер, опусти стекла, впусти воздух в салон, и поворачивай в клуб, - распорядился Ондзи.
– Мы, разве, не домой едем?
– его помощник был крайне удивлен.
– Можно и домой, если ты мне составишь компанию за бутылкой, - молодой мужчина расстегнул несколько верхних пуговиц своего камзола, - Я собираюсь сегодня хорошенько напиться.
– А есть повод?
– спросил водитель, не оборачиваясь.
– Скажи, друг мой, ты любил когда-нибудь?
– по-душевному поинтересовался азиат.
– О! Так ты собираешься пить из-за женщины?
– хмыкнул собеседник, словно, и так уже догадывался об этом.
– Я не знаю, что мне делать. Я запутался, - Ондзи ещё сильнее ослабил ворот и откинулся на сидении.
– Прости, но тут я не лучший тебе советчик - мне от моей любви и моей семьи остались только миниатюрный портрет жены в медальоне да прядь волос дочери, которую мы срезали в день её крещения, - его венгерский приятель не любил распространяться о своем прошлом, воспоминания о котором ревностно берег, собственно, воспоминания, да медальон с женским портретом и детским локоном - это всё, что осталось от его прежней жизни, а потому тема эта требовала весьма деликатного обращения, ибо целью для него было - не причинять лишних страданий приятелю, а утолить острую потребность в общении, потребность высказаться, поделиться с кем-нибудь и быть услышанным: