Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд

Голинченко Екатерина Андреевна

— Вот и славно, — Вайвасват провёл рукой по волосам Рафаэля, — Блудный сын вернулся, и надеюсь, останется с нами. Не теряй веры в себя и в своих близких, — вдруг лицо князя снова исказилось от боли.

— Отец, что с тобой?! — бросились к нему сыновья и дочь, — Врача, скорее! — крикнул Джон стражникам.

— Сын, надеюсь, что ты окажешься мудрее меня, — князь взял руку Джона, — Обещай быть счастливым. Прости меня, что так мало был с тобой… Весь народ мой был мне детьми, а своим родным детям я не смог уделить достаточно времени, как того желало моё сердце — такой мой крест, и крест всех тех,

кто, как и я, является заложником долга — и чем больше мы имеем власти, тем больше ответственность, и тем меньше мы принадлежим себе и своим семьям, — потом он обратился к Маргарите, — И ты прости меня, дитя — сначала я представлял тебя очередной пустышкой, прельстившейся титулом и богатством — никогда ещё в своей жизни я так не ошибался. Ты — истинный ангел-хранитель для моего Джона. Прошу, позаботься о нём после меня. Я не увижу ваших детей, поэтому заранее благословляю их. И, благодарю… за обоих моих сыновей, — Вайвасват соединил на своей груди руки сыновей, — Джон, Рафаэль, поклянитесь, что никогда больше не пойдёте друг против друга. Поклянитесь, что никогда не забудете, чьи вы сыновья, не забудете, что вы братья, — из последних сил он крепче сжал их руки, — Поклянитесь мне, как своему правителю и как своему отцу! Силён не тот, кто способен убить, а тот, кто способен понять и простить… — его рука бессильно упала.

— Пропустите меня! — Джек вместе с ребятами пытались пробиться сквозь собравшихся в коридорах людей, — Пропустите же, черт возьми, я — врач! — с трудом проталкиваясь между людьми, он приблизился к лежащему на коленях Сони Вайвасвату, и отчаянно пытался реанимировать его непрямым массажем сердца и искусственным дыханием.

— Мамочка, папочка! Данечка! Друзья! — Маргарита обнимала и целовала родителей и близких, словно, не видела их до этого, по меньшей мере, лет сто, — Слава богу, с вами всё в порядке!

— Он мёртв, Джон, — повернулся к другу Джек, его лицо было бледным, а волосы взмокли от пота, — Мне очень жаль… Прими мои соболезнования, — он закрыл глаза покойника.

Повисла звенящая тишина — присутствующие не в состоянии были в такое поверить.

— Нет! — губы Джона задрожали, он запрокинул голову и закрыл глаза, но, предательские слёзы всё равно потекли по щекам, — Что мне теперь делать, отец? Кто мне подскажет?

Сотрясаемая рыданиями, Сони рухнула на тело любимого мужчины, целуя его в последний раз. Ями потеряла сознание, и Самаэль, вовремя успев подхватить, отнёс девушку в её комнату.

Кали развернула сына лицом к себе и крепче обняла.

Рафаэль соскользнул по колонне на пол, обхватив колени руками — всё его тело сотрясала дрожь.

Джон вдруг рванул по коридору прочь, расталкивая людей и выбивая двери, пока не добежал до центрального фонтана в саду и, упав на колени, зачерпнул воды из него и умыл лицо. Он задыхался, поэтому расстегнул камзол, но легче, всё равно не стало, боль не уходила. Он поднял глаза к небу, и на его мокром лице уже не разобрать было, где вода, а где слёзы.

А новый день неумолимо загорался новым алым восходом. Новый день, в котором уже нет его отца…

Маргарита выбежала вслед за Джоном и увидела его сидящим у фонтана. Она потихоньку подошла к нему, он повернул голову в её сторону и обнял с такой силой, что девушка испугалась,

что её позвоночник не выдержит. Но он просто замер, и его слёзы капали на её плечи, и ни какие в мире слова не смогли бы облегчить эту боль, и невозможно было даже гипотетически представить себя на его месте — она слишком любит своего отца, чтобы допустить, хоть мысленно, подобное несчастье.

— Пойдём, прошу. Ты нужен своей матери, — тихо произнесла Маргарита, беря мужа под руку и убрав мокрые волосы с его лица.

Он молча кивнул, и они поспешили вернуться назад во дворец.

— Мне, правда, очень жаль. Если бы в этой суматохе я успел бы раньше, то, возможно, я смог бы ещё его спасти, — молодой хирург с трудом заставил себя взглянуть в глаза другу.

— Я всё понимаю, не казни себя, иначе я не смогу этого выдержать, — голос его был хриплым и, словно, чужим, речь его была медленной, каждое слово давалось с большим трудом, взгляд тяжело было сфокусировать.

— Ну, почему, почему он не слушал меня — сколько раз я говорила ему, чтобы он серьёзнее относился к своему здоровью — нет же, он всегда работал на износ, и считал это непозволительной роскошью, — продолжала навзрыд причитать Сони, — Он старался быть отцом своему народу, но, так мало был отцом для своей семьи. Как же это несправедливо…

Джон насилу оторвал её от, накрытого саваном, бездыханного тела отца:

— Матушка, Вам нужно отдохнуть, — он приложил руку ко лбу женщины, и та, закрыв глаза, покорно обмякла в его руках.

— Ты что сделал? — не на шутку перепугался Джек. — Она просто спит — на сегодня с неё хватит терзаний и боли, — охрипшим голосом ответил Джон, — Помоги мне отнести её в комнату.

Они вместе перенесли Сони на постель в её покоях.

— Мэг, ну как он? — участливо поинтересовалась подошедшая Даниэлла.

— А ты как думаешь? — Маргарита посмотрела на подругу усталым взглядом, за эту ночь она, точно, постарела лет на пять.

— И что это вообще было? — златовласая вопрошающе посмотрела на подругу, — Мы видели лишь тени и силуэты, невозможно было ничего разобрать, — продолжала Даниэлла, чувствуя необходимость выговориться.

— В моём случае было иначе — я видела его лицо, и, вряд ли, смогу забыть когда-нибудь, — всё ещё дрожащим от потрясения голосом произнесла Марго, — Это всё какая-то чудовищная ошибка. Я верю, что в каждом есть добро, они не ведали, что творили. Посмотрите на Рафаэля — несчастный, он уже наказан так, что не дай Бог, кому-нибудь пережить такое — девушка перевела взгляд с неподвижно сидевшего у колонны парня на атамана, — А Надир — пусть, и своеобразное, но у него присутствует понятие о чести и благородстве.

— Господи, а ты бы пощадила их, если бы посягательства удались? Скажи, ты и тогда бы простила? — требовательно посмотрела на неё своими голубыми глазами подруга, — Ну, как же можно быть настолько наивной? — в её словах слышались нотки упрека, — Ты и самого дьявола оправдала бы?

— Не знаю, не знаю… — замотала головой Маргарита, — Я просто верю, — она смотрела на собеседницу с такой непоколебимой убеждённостью, — В его взгляде было столько боли, одиночества и отчаяния, что я, наверное, боялась больше за него, чем за себя.