Мэлори
Шрифт:
– Ну не написано. И что? Говорю тебе, Олимпия, кто-то наверняка ее поймал. Ведь на свете полно людей. Мы только и видели, что один лагерь и кусочек Мичигана. А мир большой! Понимаешь?
Том замолкает и мечтательно смотрит в пространство – словно он уже на пути в другие города.
– Я верю – кто-то уже поймал тварь! И я бы хотел увидеть этого человека!
– Перестань! Не будь идиотом, Том! – фыркает Олимпия.
А сама понимает: для брата эти сведения – просто мечта. Значит, есть на свете люди, которые разделяют его образ мысли. И есть поселения
– А бывают книжки с картами? – спрашивает Том.
– Конечно. В библиотеке есть дорожный атлас. Зачем тебе? Уйдешь в более прогрессивное место?
Том невесело смеется.
Олимпия забирает бумаги и поспешно переводит тему:
– Смотри, списки…
Том обязательно прочитает про прогрессивные города. Будет сидеть над этими страницами месяцами, годами…
– Список улиц. График температур. График частоты появления тварей. Перечень фамилий, – бормочет Олимпия.
– Фамилий? – оживляется Том.
– Тебе-то что? Я думала, тебя только технические новинки интересуют.
Том легонько толкает сестру локтем.
– Дай посмотрю.
Она передает брату бумаги. Том щурится. У него всегда такое лицо, когда он понял что-то важное.
– Список выживших, – говорит он.
– Откуда ты знаешь?
– Смотри.
Он показывает на сноску в конце первой страницы. Напротив условных обозначений расшифровка: замечен очевидцем, вероятно, замечен и… достоверно жив.
– Достоверно жив, – повторяет Олимпия. – Надо же, список…
Они оба садятся чуть прямее.
– Давай посмотрим, есть ли мы? – предлагает Том. – Открой Мичиган.
Олимпия качает головой:
– Нет нас, Том. Вот если бы мама его впустила, были бы.
– Ну да, точно.
Олимпия все равно открывает перепись штата Мичиган. Список на десятки страниц. То же самое и в других западных штатах.
– Видишь, сколько народу! Кто-нибудь да поймал! – говорит Том.
– Ну, не так уж много, если сравнивать со статистикой семнадцатилетней давности. Помнишь, мама рассказывала про телефонную книгу? Сколько звонков они тогда сделали…
– Да, – соглашается Том, – причем обзванивали только соседей.
– Вот-вот!
Они просматривают списки. Какие-то фамилии почти невозможно разобрать, какие-то – видны отлично.
– Идея! – восклицает Том.
Он вскакивает с кровати и кидается к своей тумбочке. Достает из верхнего ящика карандаш.
– Давай сами себя запишем.
Олимпия вздыхает с облегчением. Она боялась, как бы после прогрессивных городов Том не замкнулся в себе на несколько месяцев. Как начнет мечтать о большом мире за пределами лагеря… Мама зовет его «неисправимым оптимистом», но Олимпия знает за братом манеру надолго погружаться в тяжелую задумчивость. Есть подобные персонажи в книгах – которые всегда молчат о главном. Такие герои часто меняются к концу романа. И заодно меняют всех вокруг.
Том снова садится рядом. Берет бумаги и открывает последнюю страницу Мичиганского списка.
В
Олимпии тоже нравится эта затея. Она улыбается, глядя на длинный столбик. И вдруг улыбка застывает на лице – два имени бросаются Олимпии в глаза. Она их помнит, хотя Мэлори не так уж часто называет этих людей по имени.
– Ты чего? – спрашивает Том.
Олимпия поспешно листает – ищет название города, к которому относятся привлекшие ее люди.
– Олимпия, что с тобой? – повторяет Том. – Ты чего испугалась?
Олимпия смотрит сквозь него. У нее перед глазами лишь два имени и название города – Сейнт-Игнас. Два имени, словно маячок во мраке, освещают дорогу в темноте – в мире, на который нельзя смотреть, потому что он полон тварей, а от них сходят с ума.
– Да что с тобой, Олимпия? – снова спрашивает Том.
– Надо позвать маму.
– Она еще обходит лагерь. И потом, я не хочу, чтобы она знала про…
– Надо позвать маму! Немедленно! – твердо говорит Олимпия.
Глава 3
Гари не выходит у Мэлори из головы.
«Он вел бы себя точно так же, – думает Мэлори. – Пришел бы. Постучался. Пообщались бы через дверь. Он ведь сама невинность. Пока не впустишь… А потом со всеми подружится, вотрется в доверие, и вуаля! – собственные дети от тебя отвернулись. Безумец в доме – конец всему».
Гари наверняка понравился бы ее неугомонному сыну. Завлек бы мальчика рассказами – мол, знает все о новом мире. А Олимпия была бы очарована его странствиями и путевыми заметками.
«Надо проверить лагерь», – решает Мэлори. Правда, дети уверяют, будто незваный гость ушел, а их слух лучше любых радаров. И все же лучше убедиться. Он действительно только сегодня пришел или уже несколько недель живет в одном из домиков?
Он застал Тома на улице. О чем это говорит?
Постучался, когда все были дома. А это что значит?
Мэлори быстро доходит до восьмого домика. Открывает дверь. На ней перчатки и кофта с длинным рукавом и капюшоном. Теплое белье, толстые носки.
Мэлори не забыла про Анетт. Слепую обезумевшую Анетт. Ее свели с ума твари. Каким образом?
Прежде чем зайти, Мэлори принюхивается. Что-что, а обоняние у нее заметно улучшилось. Она умеет по запаху определять приближение грозы и расстояние до леса. Издалека чувствует запах смерти и без труда вычислит, жил кто-то в доме или нет.
На пороге восьмого домика пахнет только древесиной – никто не ночевал. Она входит, на всякий случай держа перед собой нож.
Лагерь «Ядин» был к ним добр. Очень добр. По прибытии они обнаружили многомесячные запасы консервов. Семена, чтобы развести огород. Садовый инвентарь и детские игрушки. Кров над головой и фортепиано. Весельную лодку, чтобы плавать по озеру. Тропинки, чтобы размять ноги. Мэлори сразу подумала – здесь можно и пожить. И как-то незаметно прошло десять лет. Том и Олимпия превратились в подростков. Причем довольно давно.