Меловой человек
Шрифт:
Это да. Но я до сих пор с легкостью могу определить, когда она лжет. Она не удивлена. Она обеспокоена.
— Я знаю.
— Как ты?
Хороший вопрос. Есть много вариантов ответа. Я выбираю самый простой.
— Бывало и лучше. Слушай, я понимаю, что все это очень неожиданно, но… мне нужно поговорить с тобой кое о чем.
— Мы ведь уже разговариваем.
— Лицом к лицу.
— Но о чем?
— О Хлое.
Пауза. Такая длинная, что мне начинает казаться: она просто повесила трубку.
А затем она говорит:
— Хорошо.
Поезд в Борнмут приходит в три тридцать. Всю дорогу я делаю вид, что читаю, хотя на самом деле просто листаю страницы последней книги Харлана Кобена.[25] После того как поезд уползает прочь, я присоединяюсь к толпе людей, идущих к набережной. Перехожу дорогу и углубляюсь в Борнмут-Гарденс.
Несмотря на то, что Борнмут всего в двадцати милях от нас, я редко здесь бывал. Не очень-то я морской человек. Даже в детстве я очень боялся огромных накатывающихся волн, и меня жутко бесило то, как песок расползается между пальцами и засасывает ноги. Однажды я увидел, как люди зарывают в песок недоеденные сэндвичи. Меня это страшно возмутило. С тех пор моя нога не ступала на песчаный пляж — по крайней мере без шлепанцев или кроссовок.
Пусть сегодня не самый жаркий день, в Борнмут-Гарденс все равно довольно много людей. Они гуляют и играют в мини-гольф, который я просто обожал в детстве. Я выхожу на набережную и иду мимо пустыря, на месте которого раньше стоял гигантский кинотеатр IMAX, много лет не работавший и постепенно обветшавший, следую через аллею с аттракционами и наконец нахожу кафе, обращенные к морю. Я усаживаюсь в одном из них, баюкаю в руках теплый капучино и курю. Здесь занят только один столик. За ним сидит молодая пара: девушка с короткими обесцвеченными волосами и парень с дредами и пирсингом. На их фоне я выгляжу таким старым и таким благопристойным.
Достаю книгу, но все равно не могу сосредоточиться. Смотрю на часы. Почти половина пятого. Еще одна сигарета — третья за полчаса. Я тянусь к огоньку зажигалки, прикуриваю, поднимаю взгляд — Никки стоит прямо передо мной.
— Это просто отвратительно, — говорит она, кивая на сигарету, и выдвигает стул. — А еще найдется?
Я передаю ей пачку и зажигалку — какое счастье, что у меня не дрожат руки. Никки прикуривает, давая мне возможность как следует разглядеть ее. Она выглядит старше. Это точно. Время заштриховало морщинами ее лоб и уголки глаз. Рыжие волосы теперь прямые, в них проглядывают прядки посветлее. Она все еще стройная, на ней джинсы и рубашка. Под аккуратным макияжем взрослой женщины виднеются веснушки и та девочка, которую я знал.
Она вскидывает взгляд:
— Да, старуха. И ты тоже.
Я внезапно четко осознаю, каким выгляжу в ее глазах. Жилистый взлохмаченный мужчина в мятом пиджаке, рубашке и плохо завязанном галстуке. Мои волосы в ужасном состоянии, на мне очки для чтения. Чудо, что она вообще меня узнала.
— Спасибо, — говорю я. — Рад, что мы оба стали такими серьезными.
Она смотрит на меня ясными
— Знаешь, что странно?
Очень даже знаю. Слишком многое.
— Что?
— Меня не очень удивил твой звонок. На самом деле я даже ждала его.
— Я не был уверен, что смогу дозвониться.
К нам подходит официант — весь в черном, с хипстерской бородкой, которую ему явно еще слишком рано носить, и торчащей челкой.
— Двойной эспрессо, — говорит ему Никки.
Он едва заметно наклоняет голову, давая понять, что услышал заказ, и исчезает.
— Ну так? — Она снова поворачивается ко мне. — Кто начнет, ты или я?
Я внезапно осознаю, что понятия не имею, с чего начать. Смотрю в чашку в поисках вдохновения, но ничего не приходит. Я решаю начать с самого очевидного.
— Так что, ты решила остаться в Борнмуте?
— Я уезжала на время по работе. Но да, вернулась.
— Понятно. И чем ты занимаешься?
— Это неинтересно. Вожусь с документами.
— Здорово.
— Ни капли. Зверски скучно.
— Ясно.
— Ну а ты?
— Учу… Я теперь учитель.
— В Эндерберри?
— Да.
— Ты молодец.
Возвращается официант и приносит ей кофе. Она благодарит. Я отпиваю из своей чашки. Все движения — осторожные и выверенные. Мы оба жутко напряжены.
— Как мама? — спрашиваю я.
— Она умерла пять лет назад. Рак груди.
— Мне жаль.
— Да не стоит. У нас не все было гладко. Я ушла из дома, когда мне исполнилось восемнадцать. И с тех пор мы не очень-то часто виделись.
Я смотрю на нее. Мне всегда казалось, что именно Никки ждет счастливый финал. Она сбежала от отца. Вернулась ее мама. Похоже, в реальной жизни счастливых финалов не бывает. Только запутанные и сложные.
Она выдыхает дым.
— Видишься с остальными?
Я киваю:
— Да. Хоппо теперь трубопроводчик. Гав управляет «Быком». — Пауза. — Ты… знаешь про несчастный случай?
— Да, знаю.
— Откуда?
— Рут часто писала мне. Так я и про твоего отца узнала.
Рут? Какой-то отдаленный звоночек. Ах да! Подруга отца Мартина с кудрявыми волосами. Та самая женщина, которая приглядывала за Никки после нападения.
— Она все время писала о том, как навещает отца, — продолжает она. — Так что я перестала читать ее письма. А затем сменила адрес и не сказала ей. — Она отпивает кофе. — Знаешь, он все еще жив.
— Да, знаю.
— Конечно, — кивает она. — Твоя мама. Добрая самаритянка. Забавно, не правда ли?
Я улыбаюсь:
— Ты так ни разу его и не навестила?
— Нет. Но непременно навещу на похоронах.
— И никогда не хотела вернуться в Эндерберри?
— Там случилось слишком много плохого. И когда случилось наихудшее, меня даже не было рядом.
Нет, не было. Но все же она является частью всех этих событий.
Она наклоняется и тушит сигарету:
— Итак, светская беседа закончена. Может, перейдем к делу? Почему ты спрашивал о Хлое?