Меловой крест
Шрифт:
— Мне всегда казалось, что властолюбцы — народ в высшей степени ограниченный. Ограниченность властолюбцев заключена в самой идее стремления к власти… По-моему, эта идея изначально порочна и ущербна…
— Вы полагаете? — насмешливо спросил горбун. — Вам просто никогда не доводилось испытывать это чувство! Это как страсть к игре! Как первая в жизни ночь с женщиной! Это будет посильнее "Девушки…" Горького! Вот послушайте, когда-то я был романтиком… Верил, мечтал, бесился, влюблялся… Дурак! А с некоторых пор заделался злодеем. И вы знаете, мне это пришлось по душе! Полная, абсолютная свобода, которую дают деньги, привела меня к всепоглощающему желанию властвовать над людьми…
Я
Мы сидели на электрических стульях. Я откинулся назад и почти с садомазохистским наслаждением почувствовал, как распустились и приятно заныли широкие мышцы спины.
— Век бы так сидел, на этих стульях, — признался я, — неужели они созданы для убийства? Как странно… Они такие удобные…
— Вам, правда, нравится? — обрадовался мой собеседник. — Подождите, я их попозже подключу к электрической сети… И тогда они станут еще удобнее!
Он быстро взял пульт и нажал кнопку. Я подпрыгнул на своем стуле.
— Не бойтесь. Я всего лишь включил телевизор. Какой, однако, нынче пугливый художник пошел…
Горбун еще раз нажал какую-то кнопку на пульте, и на экране огромного телевизора, стоящего в углу комнаты, появилась знакомая лысая голова.
— Вот, полюбуйтесь на этого дуралея! — воскликнул горбун. — Это запись беседы с известным писателем Юрием Королем, сделанная на одном частном канале. Выдающийся писатель дает интервью! — издевательским тоном сказал он. И добавил: — Выдающаяся скотина! Послушайте, какой вздор несет этот олух царя небесного!
Юрок на экране приосанился и, глядя на нас, проникновенно произнес:
— Здравствуйте, мои юные друзья! Здравствуй, племя молодое! Вот и опять мы встретились! Сегодня я хочу дать вам маленький, но очень важный и полезный совет. Больше читайте. И приучайтесь с младых ногтей читать хорошую литературу. В вашем духовном становлении должны принимать участие великие умы! Такие как…
И Юрок приступил к перечислению.
— Вы только послушайте этого маразматика! — кипятился горбун. — Пушкин, Толстой, Достоевский, Гоголь, Чехов, Булгаков, к ним пристегнул еще Шекспира, Уитмена, Шоу… Будто делает невесть какое открытие! Кого еще упомянет этот недоносок? Ага! Добрался до Генри Миллера, Кафки, Джойса и Борхеса. Ну, кого еще удостоит своим вниманием ваш плешивый приятель? Притормозил… Занялся критикой. Хорошо! Послушаем!
Горбун так разволновался, что запрыгал перед телеэкраном. А мой друг пошел громить современную литературу. Он называл ее белибердатристикой. Особенно досталось от него производителям детективных и любовных бестселлеров, которые завалили книжные прилавки своей макулатурной продукцией. Юрок говорил о страшном вреде этой белибердатристики. О ее пагубном влиянии на молодое поколение. В общем, Юрок проповедовал.
Мимоходом похвалив старую гвардию в лице Бродского, Аксенова, Гладилина, Владимова, Искандера, Битова, Конецкого и Войновича, он сказал, что склоняет голову перед выдающимся талантом Сергея Довлатова.
Как печально, сказал он, что этот замечательный писатель так рано умер. Затем Юрок отдался глубокомысленным размышлениям о жизни и смерти, о проблеме Добра и Зла. Погоревал о том, что многие писатели, рано уйдя из жизни, многого не написали…
Высказал спорное предположение, что, возможно, они
— Нет, — ревел горбун, как бы отгадывая мои мысли, — это не пустая галиматья! Это подкоп под мою империю! Он хочет разрушить гармоничное здание, которое я возводил с таким тщанием и любовью! Вот, послушайте, что он наговорил дальше…
Телевизионный Юрок, блеснув профессорской лысиной, воскликнул:
— Юмор! Наше отношение к тому, что мы привыкли называть смешным. Если человек смеется при виде вытянутого вверх указательного пальца Евгения Петросяна и не смеется над рассказами Чехова или уморительными сценами из "Мастера и Маргариты", это означает, что он с детства не получил правильного юмористического воспитания. По отношению индивидуума к юмору мы можем судить о его умственных способностях. Учиться надо на произведениях выдающихся масте…
Горбун с размаху швырнул пульт на пол и с утробным воем принялся топтать его ногами. Желтая лысина Юрка, в последний раз отразив свет софитов, исчезла. Экран погас.
— Идиот! Убивать надо таких проповедников! — орал горбун. — Самое страшное, что этот ваш приятель уже приобрел известность, и к нему прислушиваются. И его голос звучит убедительно! Хорошо еще, что главные каналы в моих руках, и ему туда нет хода. И зачем он вообще полез в эту кашу?! Пристраивал бы лучше шлюх в театрализованные шоу и получал свои честные денежки! Так нет же! Ему нужна аудитория! Писатель хренов! Расстреливать надо таких писателей. Как это упустил его взлет? И куда прикажете мне теперь девать моих писательниц? Ведь и Марья Концова, и Алина Машкова, и Марина Александрова хотят есть. У них дети малые… Все ручонки тянут и говорят: "мама, купи компьютер…" Если бы вы только знали, сколько потрачено усилий, какие задействованы сложнейшие технологии, чтобы опустить уровень общества до нынешнего состояния!.. Какие силы были привлечены, какие специалисты… В моей команде были даже шаман, Чумак, Глоба и Кашпировский!
Горбун продолжал бесноваться.
— О, я знаю, кто управляет этим вашим сраным Королем! Всякие Рабиновичи, Штетельманы и Кацеленбогены! Жалкий писака? Жидовский выкормыш!
— Возможно, все проще. Народ просыпается от дурного сна… Просто Король угадал то, что давно зрело внутри каждого из нас. Нам надоело жевать сухари. Народ захотел деликатесов… севрюжинки. И не надо везде искать еврея. Это не умно… Искали уже. Хватит.
Повисло молчание. Горбун с интересом уставился на меня. Потом сказал:
— Может, вы и правы… Возможно, придется отправить моих писательниц на пенсию. Тем более что они ее заслужили. Хотя жаль. Какой, однако, поразительной работоспособностью они отличались! Как-то Маша Концова рассказывала мне, что у нее вдруг распухла и посинела рука. Правая. Рабочая! Она к врачу. Тот ее расспрашивать. Оказывается, накануне Машка работала с утра до ночи. А пишет она по старинке: рукой. И написала в один присест, остановиться не могла! — 97 страниц. Вот рука у дуры и распухла… Да, — задумчиво протянул горбун, — за ней никакой Дюма не угнался бы… Хотя, пишет она такую чушь! Но ведь читают! А сколько она денег мне принесла! И себе!.. К сожалению, эти идиотки — и Машка, и Алина, и Маринка — мало образованы. Они и слыхом не слыхивали о Джойсе или Миллере. Если им назвать эти имена, они примут их за собачьи клички. Читаешь их романчики, и, кажется, будто они позавчера прошли алфавит, вчера научились читать, а сегодня взялись за ручку. Будто до них и не было вообще никакой литературы… Но ведь читают!