Мементо Монструм. Истории для любимых внучат
Шрифт:
Сергей развесил повсюду в городе афиши, на которых Йети анонсировалась как Йетина Карамазова, сенсация из Санкт-Петербурга.
Не сказать чтобы Йети это особо радовало.
– Но это же враньё, – сказала она Сергею. – Это не моё имя, и я не из Петербурга.
– Ах, да ведь это никому не известно, радость моя, – возразил Сергей. – Просто публика охотнее принимает русских танцовщиц. Вы же хотите, чтобы билеты на представление раскупили, да? У нас уже сейчас зарезервировано больше ста мест.
– О, так много? – спросила явно взволнованная Йети. – Они все придут, чтобы на меня посмотреть?
– Они придут, чтобы посмотреть на новую сенсацию из Петербурга, – подмигнул Сергей. –
– Нет, ни слова, – ответила Йети.
– Не страшно, – махнул рукой Сергей. – Примы-балерины не обязаны разговаривать. Если кто-то станет вас о чём-нибудь спрашивать, говорите просто «ничего» или «авось», в России это правильные ответы на все вопросы.
Йети внимательно рассмотрела афишу.
– Но на ней же нет моего изображения, – констатировала она. – У Павловой на афише всегда её портрет.
– Но Павлова не весит триста килограммов и не выглядит как длинношёрстый белый медведь, – возразил Сергей. – Спокойно предоставьте рекламу нашего утреннего спектакля мне, моя радость, я знаю, что делаю.
– Да, но не будут ли люди чувствовать себя обманутыми, если в воскресенье на сцене предстанет не стройная-престройная и бесшёрстная русская, как обещала афиша?
– Ах, не забивайте себе этим вашу упрямую головку, – сказал Сергей. – Увидев ваш танец, они тут же позабудут обо всём, что написано в афише. Поверьте мне, дорогуша, всё будет чудесно, и вас ожидает большой триумф!
– Похоже, ничего другого мне не остаётся, – вздохнула Йети.
А потом наступил этот великий день. Погода, к сожалению, намечалась прекрасная, и поэтому мы отправились в театр ещё до восхода солнца. Тем не менее мы пришли не первыми, нас уже ждал Сергей. Он встретил нас в гримёрной Йети в сопровождении пяти человек в белых халатах.
– А, вы ранние пташки, вот и чудненько! – сказал он. – Значит, времени нам хватит!
– Хватит на что? – спросил я.
– Ну, на преображение косматого белого медведя в приму-балерину, – обернувшись к пятерым мужчинам, Сергей хлопнул в ладоши: – Можете начинать!
Каждый из пятерых тут же схватил ножницы. Они придвинулись к Йети.
– А-а-а-а! – прыгнув мне на руки, в ужасе завопила она. – Помоги, Влад! Это парикмахеры!
Как ни наслаждался я близостью Йети, но больше трёх секунд удержать её на руках не мог. Я осторожно опустил её на пол.
– Они… они хотят остричь мою шерсть, – боязливо сказала Йети, пытаясь спрятаться за моей спиной.
– Ты же не серьёзно, да? – спросил я Сергея. – Что всё это значит?
– Ты о чём? – изобразил невинность тот. – Это для её же блага. Когда всю шерсть удалят, она наверняка приобретёт более-менее презентабельный вид. Мы же не хотим перепугать нашу публику, правда?
Я впервые спросил себя, с какой стати дружу с Сергеем – он явно не хороший человек.
Йети заплакала:
– Но тогда это буду уже не я, – рыдала она. – Я думала, главное – танец, а не моя шерсть. Большего я никогда и не хотела. Просто танцевать.
– И вы будете танцевать, – решительно сказал я. – И именно такая, как есть, с вашей прелестной шерстью.
– Не будет, – сказал Сергей. – Это мой театр. Здесь по-прежнему я решаю, кому танцевать на этой сцене, а кому – нет. И будь она действительно лучшей примой-балериной в мире, в наши дни этого недостаточно. Чтобы стать звездой, нужно большее. Больше красоты, больше харизмы, больше очарования. И в любом случае меньше шерсти. Я мог бы сделать из неё звезду. Или пусть уходит. В таком виде она у меня ни за что выступать не будет.
Йети разразилась громкими рыданиями, а я в ярости подступил к Сергею. Я остановился так близко от него, что мы почти соприкасались носами.
– Она будет здесь выступать, – прошипел я ему. – И именно сегодня, как заявлено. А если ты не позволишь ей станцевать, то я кое-что из тебя сделаю, что тебе наверняка не понравится, – я сверкнул клыками. – Ты меня понимаешь? – выразительно спросил я.
Судорожно сглотнув, он молча кивнул.
– Вижу, мы друг друга поняли. А теперь исчезни и своих бесстыжих махателей ножницами забери!
– Да, проваливай, болван! – ругается Глобиночка.
– Тебе следовало его укусить, – ворчит Резус.
– Какой мерзавец! – бурчит Вируся. – Бедная Йети. Надеюсь, она всё-таки станцевала.
– Да, станцевала, – говорю я. – Однако потребовалась куча времени, пока мне удалось её уговорить.
И вот время пришло. Зал был прилично заполнен, только на верхних ярусах виднелось
– Я не могу туда выйти, – сказала она. – Мне плохо.
– Это нормально, – ответил я. – Всего лишь волнение перед выходом на сцену.
– А нельзя выключить свет? – спросила Йети. – Если бы меня никто не видел, меня бы точно не лихорадило.
Я не смог удержаться от смеха. Йети тоже.
– Пойдём! – сказал я, подводя её к занавесу. – Вы готовы. Вы всех их там очаруете. Как очаровали меня.
Нежно поцеловав её в заросшую шерстью щёчку, я подал знак дирижёру.
Зазвучала музыка. Йети сделала глубокий вдох. Занавес поднялся, и она медленно прошла на середину сцены. Ясно слышалось, как публика удивлённо ахнула, некоторые, прикрыв рот рукой, зашушукались. Но стоило Йети начать танцевать, как зал в одночасье затих.
За этим последовало то, что в моих глазах было лучшим представлением примы-балерины, которое когда-либо видел мир. Идеальными были каждый шаг, каждое движение. И более того – Йети ввела несколько танцевальных фигур, которых прежде не существовало и никогда уже не будет существовать, потому что никто, кроме неё, не в состоянии их исполнить. Однажды она прыгнула так высоко, что до приземления сумела прокрутить в воздухе двадцать пять пируэтов. Публика не уставала поражаться, и кое-кто аплодировал уже во время выступления, чего вообще-то в балете никогда не случается. Но это не шло ни в какое сравнение с тем шквалом оваций, который грянул, когда отзвучали последние звуки музыки и Йети низко поклонилась в завершение. Люди, встав, хлопали в ладоши, и кричали, и ликовали в полном восторге несколько минут. Йети, сияя, вынуждена была поклониться семьдесят три раза, пока зал не успокоился. И тогда откуда-то из последних рядов раздался мужской голос.
– У-У-У! – крикнул кто-то. – ЭТО НЕ РУССКАЯ ТАНЦОВЩИЦА! ЭТО ЖУТКОЕ БЕЗОБРАЗИЕ!
Голос показался мне знакомым, но я не мог сообразить, где уже слышал его.
– ИСЧЕЗНИ, МОНСТР! – проревел этот человек.
Высматривая его, я увидел, как вдруг что-то полетело на сцену. Я не распознал, что именно. В следующее мгновение это что-то попало в Йети, прямо в грудь, где сердце. Полетели брызги. В этом месте стало расползаться тёмно-красное пятно, на пол протяжно, как в замедленном кино, с шумом падали красные капли. Мой нос тут же распознал запах – это был… гнилой помидор!
– Ой-ой-ой! – пищит Глобиночка. – Не пугай меня так, дедушка! Я уже думала, что в бедную Йети кто-то выстрелил!
– Он специально, – хитро улыбается Вируся. – Но я тоже на это клюнула. Кто же, скажите на милость, берёт с собой в театр гнилые помидоры? Мне бы такое никогда в голову не пришло.
– В те времена это было обычным делом, – объясняю я. – Люди брали с собой в театр испортившиеся продукты, чтобы забрасывать ими актёров, если представление не понравится. Раскисшие помидоры, тухлые яйца, сгнившие кочаны салата, всё подряд.
– Фу! – морщится Резус. – Значит, в театрах наверняка жутко воняло.
– Да уж, – подтверждаю я.
– Рассказывай дальше, дедушка! – требует Глобиночка. – И что сделала Йети? Съела этого злодея?
– Нет, – смеюсь я. – Йети была вегетарианкой.
Я выскочил на сцену. Вся публика пребывала в таком же потрясении, как и я. Все зрители, кроме одного.
– ХА-ХА! – раздался смех из последних рядов. – РАДУЙСЯ, ЧТО ПОМИДОР ТОЛЬКО ОДИН, МЕРЗКОЕ ЧУДИЩЕ!
Выйдя вперёд к рампе, я проглядывал последние ряды в поисках негодяя.
– КАК НИЗКО! ОСКОРБЛЯТЬ ДАМУ И ЗАБРАСЫВАТЬ ГНИЛЫМИ ОВОЩАМИ ИЗ УКРЫТИЯ! ПОКАЖИ НАМ СВОЁ ЛИЦО, ТРУС!
– НЕ ВИЖУ НИКАКОЙ ДАМЫ! – крикнул он в ответ. – ЗДЕСЬ ТОЛЬКО ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ МОНСТР!
– ЕДИНСТВЕННЫЙ МОНСТР В ЗАЛЕ – ЭТО ТЫ! – откликаюсь я. – И ТЫ…
– Спасибо, Влад, – перебила меня Йети. – Предоставьте, пожалуйста, это мне.
Я ожидал, что после трусливой атаки она, плача, упадёт духом, но ничего подобного. Йети решительно выступила вперёд.
– Глубокоуважаемая публика, – сказала она, – у меня нет слов, чтобы выразить, какой счастливой вы меня сделали сегодня, придя посмотреть, как я танцую. Ваши аплодисменты и радость на ваших лицах будут ещё долго заставлять моё сердце биться сильнее. И этот единственный помидор ничего не изменит.
Конец ознакомительного фрагмента.