Меморандум киллеров
Шрифт:
— Ты поговори там пока с ними… — Полковник хмыкнул. — По душам. Ни им, ни нам лишние заботы не нужны… А сотрудничество со следствием, объясни им, обязательно зачтется, это я могу твердо гарантировать…
Он оставил для Вячеслава Ивановича Грязнова сообщение о том, что срочно выезжает на операцию — снова обнаружены оружие и наркотики, — быстро спустился к служебной стоянке, сел в свой персональный «форд», включил мигалку с сиреной и понесся… на Арбат, за Анной Николаевной Юркиной, без личного участия которой обыск в доме на Истре мог бы сильно затянуться. Если вообще не потерять всякий смысл. Но это уже так, между прочим…
«Вот она, судьба!. — с беззаботным удивлением думал он. — Главное — не упустить данный ею очередной
Он ведь и в самом деле был уверен, что это сама судьба снова подает ему вещий знак. Ну а такие «пустяки», как постановление на проведение обыска в частном жилище или задержание подозреваемого, его не волновали. У городского прокурора имеется ловкий помощник, который никогда не оставит своего приятеля Вадика без «моральной поддержки», поскольку автограф ставит — ну как две капли воды прокурорский. А если и есть почти незаметное нормальному глазу различие, то даже эксперт вряд ли станет сейчас обращать внимание на подобные мелочи. Да и Федя тот — лицо заинтересованное, поскольку его росчерк обходится другу Вадику, в зависимости от уровня «клиента», от двух до пяти тысяч баксов. Это когда у Лыкова не все в порядке с законом. Верно подмечено: дружба, как говорится, дружбой, а табачок… или что-то там другое все-таки лучше врозь… Словом, одно другому не мешает.
А подполковник Савостин, ожидавший теперь прибытия начальства для продолжения операции, с интересом поглядывал на парочку понятых. Ну мужик как мужик, лысый, кряжистый такой, видать из бывалых. А вот у женщины, которая особо-то и участия не принимала, а просто стояла молча и, когда надо, подпись свою ставила в протоколе, — так вот у нее были бедра такой необъятной величины, что не только у Савостина, они и у всех омоновцев плотоядные усмешки вызывали.
Улучив момент, Савостин спросил у подошедшего Волошина:
— Где таких набрал-то?
— Да… — как-то не очень охотно отмахнулся тот. — Старые знакомые…
— А какие сейчас могут быть грибы? На хрена такая туфта?
— Нет, есть… Я у Ярославского у бабок видал. Строчки называются. Лежит такая вот кучка дерьма, — он показал руками, — и стоит полтинник, а то и восемьдесят рублей, представляешь? На них смотреть противно, не то что есть.
— Ну, — даже хохотнул слегка «игривый» Савостин, — я вот на эту твою бабу смотрю, так ее надо не по грибы, а, как говорят, по ягодицы.
Волошин внимательно посмотрел на него, усмехнулся и сказал:
— Так ты думаешь, он ее потом в глухой лес, что ль, потянет? Не-е, вон разве что до тех кустиков и доведет, а дальше Сонька сама спроворит. Не веришь на слово, можешь сам отозвать в сторонку… да вон хоть бы и в тот «рафик», пока там никого нет. Она и тебя обслужит.
— Ты так говоришь, будто сам уже?..
— А ей на Ярославском вокзале вся наша служивая публика сто лет знакома. У нее ж прежде пивная точка была напротив Митьковских бань, так вся округа ходила. Летом, знаешь, жара, духотища, особенно по вечерам, а она в одном халате, ну еще фартук из клеенки. Рукава — до локтей, так и летает, сверкает вся! А внутри-то палатки теснота, темень, огарок засветит, чтоб мимо не пролить. Умора! Тут какой-нибудь ухарь заберется к ней туда, халат — на загривок, облапит сзади и натягивает, аж палатка ходуном. А она буферами своими по стойке елозит, руками за все вокруг хватается, да с такими матерками, что мужики только рыдают со своими советами! Ну цирк живой!.. А я чего? По молодости, было такое дело, и сам участвовал… Это ее теперь развезло, а пораньше-то — в самом соку!.. Она теперь с этим татарином живет, с соседом, но, говорят, и другие тоже на нее не в обиде — по старой-то памяти…
— Ладно тебе, Толя, ты уж так говоришь, будто я всерьез. Шутка.
— А у нас — как знаешь, твои дела… Ну что, отпускаем их? Или пусть побудут?
— А мы сейчас с обыском в дом к тому козлу поедем. Могут понадобиться.
— Ладно, скажу…
Глава
СОРАТНИКИ
1
Он и не представлял, что все так просто и скоро получится.
Подлинность «ордера», продемонстрированного полковником Лыковым, почему-то не вызвала никаких сомнений ни у Юркина, ни у охраны его особняка.
Вадим Михайлович понимал, что это все проистекает оттого, что у большинства обывателей, какое бы положение в обществе они ни занимали, давно сложился устойчивый стереотип: власть обманывать не может. Не должна, во всяком случае. Хотя примеров обратного — пруд пруди. Но кого у нас в стране учат примеры?! Да никого! Тем более если не тебя конкретно касается. Правильно ведь говорят: гром не грянет — мужик не перекрестится.
И потом, тут присутствовало, видимо, еще одно укоренившееся в людском сознании соображение. Нормальный россиянин с зарплатой, как кошкины слезы, с мизерными своими возможностями, да и потребностями тоже, трехэтажными домами с подземными гаражами не владеет, вечные евроремонты себе, от которых у всех в округе уши пухнут, не устраивает и миллионных накоплений на банковских счетах в каком-нибудь Цюрихе не держит. Ему власти и бояться нечего. А если он еще и собственную квартплату вовремя вносит, тогда вообще идите-ка вы на все четыре стороны. Или пошлет по более точному адресу. И будет прав. А такой вот бизнесмен, из олигархов, он по определению уже злостный ворюга, и когда его посещают менты, то это означает, что социальная справедливость, о которой с утра до вечера все, кому не лень, талдычут по телевизору, где-то ж таки существует. Оттого иной сосед даже некоторое чувство облегчения испытывает, наблюдая подобную картину. И тайное злорадство, что доигрался, мол, допрыгался, вот и пришла пора тебе ответ держать. Славное бытовало раньше слово — мироед, как бы оно пришлось к месту нынче-то, особенно на митингах «красных». Вот и вся тебе философия…
Так что в коттеджном поселке «Поляны» появление милиции с группой ОМОНа ни у кого из соседей Юркина удивления не вызвало. Скорее, сочувствие. Ну да, тут же своя публика, рука руку моет…
Скорее изумился сам Анатолий Сергеевич, увидев в машине полковника свою жену. И, кажется, дошло до него наконец, что все без исключения последствия, даже самые фантастические, имеют свои причины. И уж тут ему объяснять ничего не потребовалось. Он ~ знал, зачем появилась Анна. Но сейчас же, несмотря на достаточно тяжелое физическое состояние, подумал про себя и решил, что они — не надо быть семи пядей во лбу, чтобы не сообразить, кто они, — так вот эти, даже и с ее помощью, ничего от него не добьются. И улыбнулся собственной предусмотрительности.
А Лыков расценил улыбку Юркина как робкую попытку выйти на контакт с женой. Нет, уж такого в настоящий момент допустить никак было нельзя. И последовала его команда: «Приступайте!» Но только после того, разумеется, как хозяин категорически отказался добровольно выдать что-либо из того, что для хранения категорически запрещено законом. Ни какого-то еще оружия, ни наркотиков, ни валютных средств, утаенных от налоговых органов. Он даже учредительные документы своей фирмы предъявить не пожелал. Вот такой, понимаешь, упрямый человек!..
Ну что ж, и приступили. Лыков на всякий случай предупредил своих слишком иной раз ретивых сотрудников, чтоб старались не переворачивать обстановку в доме, людям ведь жить, зачем же мебель портить, вываливать содержимое шкафов на пол, паркет выворачивать. К тому же им вполне можно было пользоваться подсказками Анны Николаевны, как-никак законной хозяйки этого особняка. А она в принципе знала, что где должно находиться. Но, увы, не находилось. В буквальном смысле ничего не было, на что она думала положить свою руку. Ни-че-го! И это обстоятельство сперва раздражало, а после уже и разозлило Вадима Михайловича.