Меморандум
Шрифт:
– А отпустил-то его зачем?
– От судьбы не уйдешь, ты сам это знаешь, я уже не начальник сыска и брать лишнего на себя не хочу!
– ответил Алекс, -К тому же подумал, а вдруг пригодится? Он ведь сам напуган был встречей нашей...
– Да он же ограбить тебя хотел, голова садовая!
– Стас рассердился.
– Работа у него такая, воры - воруют, сыщики - ловят, а судья - судит! А как у вас там?
– он махнул рукой в сторону заходящего солнца.
– Все по-старому!- я махнул туда же.
Через несколько минут мы выехали на
– Капище!- сказал Советник, перелезая на переднее сидение, -Давай по часовой стрелке вокруг, чтобы машина была задом к дому!
– Угу! Встань к лесу передом, ко мне задом, и чуть-чуть наклонись!
Стас заржал, Алекс обиделся.
– Нашел время!
Изба была явно необитаема и дверь была подперта колом.
– Сейчас прибежит!- сказал Стас, поднимая винтовку.
– Не сметь!- голос Командира был резок, -Это вам не базар-вокзал, что хочу, то творю! Минька, проверь жилье! Остальные сюда, выносим Ивана!
Я откинул деревяшку в сторону и открыл хлипкую дверь, печь, стол, лавка да полати. Негусто! Как же он здесь живет? Чем кормится? Потрогал печь, холодная, подпола нет. Выскочил наружу, обежал кругом.
Есть! Лестница на чердак! Поднялся в два скачка, штабеля сухих волчьих шкур, веселый дедушка! Чем же он их так? Сзади послышалось сопенье, Вован припожаловал! Поглядел он на это безобразие, ушел в дальний угол, покопался там и говорит:
– Схорон у него где-то неподалеку, там главный дом, а здесь так, туфта! Шкурки волчьи хранит для отвода глаз! Квартирку его найдем, не проблема, только с Иваном надо быстрей, помирает совсем! Я побегаю по лесу, а ты тут присматривай, защитник!
Я развернул его к себе лицом:
– А ты кто?
Он прищурил свои глаза и сказал:
– Дед Пыхто! Рахат лукум?
– Воистину воскресе!- ответил я и побежал охранять. Действительно, чего это я глупости спрашиваю?
Июнь 1918 (Командир)
Что-то проясняется, по крайней мере сейчас, мы с Мишкой сработали как надо. Как у нас ? Женщины и дети! Дитя сейчас Иван, а остальные как же? Стас и Алекс? Ага, вот и оно!
Болото начиналось в пятнадцати метрах от избушки. Я присел у березки на самом краю болота, настругал белых щепочек прямо с корой, посыпал их солью из кармана, взял прутик... Что там надо сказать? Я стал водить прутиком над берестяными щепками:
– Темная вода, гнилая вода, стань водой чистой да здоровой, разгони болезни, раствори печали в лоне твоем, опали огнем, стань чистым ручейком...
И стал ходить по кругу, когда он получился достаточно большой, я поджег сухие листья, которые держал в кулаке. Они запорхали как огненные бабочки и медленно опускались на торфяник. Не поджечь бы... Можно было звать народ.
– А я то думаю, кто тут безобразничает у меня в лесу!- раздалось над самым ухом. Не опуская прутика,
– Ом мане падме хум!(жемчужина на цветке лотоса - санскр.). Он упал на спину, его глаза с ужасом смотрели на меня не отрываясь.
– Ты кто?
– наконец сказал он. Я сделал шаг вперед, и ударил его прикладом по лбу.
– Лежи!- отодвинул его враз окостеневшее тело и стал звать Мишку. Тот прискакал через минуту, посмотрел на старичка.
– Этот что ли, местный вурдалак?
– Вроде да, а ты знаешь, за что аборигены сьели Кука?
– Это все-е знают! Может он и вправду, того?
– Того, сего, какая разница? Тащите сюда Ивана!- сказал я, начиная рыть яму в торфе.
– Кстати,- я взял пригоршню и протянул Мишке, -Ешь!
Он отступил на один шаг.
– Дурачок!- сказал я и сьел сам, взял другую пригоршню и протянул Мишке снова. На этот раз он не стал спорить, проглотил и побежал.
Волки гонят сохатого к болоту и загоняют его в топь, лось начинает тонуть. Доставать его должен вожак, а где взять силы маленькому волку, чтобы вытащить такую гору мяса?
Он начинает глотать торф, до тех пор пока не набьет живот, потом подходит к тонущему, хватает за ногу и начинает тянуть на сухое место.(Почему за ногу? Парнокопытные заваливаются на бок без опоры, так и тонут.) Стая ждет и смотрит...
Меньше чем за минуту, туша весом до пятисот килограммов оказывается на берегу. Стая ждет... Вожак отпускает ногу и подходит к горлу. Решающий удар, он рвет ему горло и густая кровь течет ручьем на траву. После этого он отходит в сторону, это знак, вся стая бросается на кровавое мясо, а вожак стоит в стороне и его рвет, рвет как человека перенесшего нечеловеческую нагрузку, черной торфяной кашицей!
К концу жизни Менделеев разочаровавшись в химии сказал, что торф один из самых ценных подарков данных нам природой, и сжигать его в печах для обогрева - преступление перед всем родившимся и неродившимся человечеством.
Когда принесли Ивана, неглубокая яма была уже готова, дно блестело от выступившей воды.
– Разденьте его и кладите сюда!- сказал я.
Дарья Ивановна хотела что-то сказать, но Ирина ее одернула.
– Взяла на себя роль старшей сестры, это хорошо!
– подумал я, только бы они не обьединились против нас, остальное стерпим!
Вместе осторожно уложили его в торфяное ложе, ножом я рассек повязки, в которые он был обернут, обнажив рану в боку. Впереди она уже начала синеть, несмотря на старания доктора.
– Ничего, ничего!
– успокаивал я себя, - Еще не время тебе Ваня лыжи вострить...
Отвернулся от женщин, отрыгнул торфяную кашицу себе в руки. Кто-то ойкнул . Повернулся, положил на рану, размазал по краям.
– Заваливайте!- сказал.
– Мы что, его хороним?- Ирина была бледная, как Иван.
– Глупости какие вы говорите, Ирина Андреевна!