Мемориал
Шрифт:
А рядом с собою заметил он человека лет тридцати, в чёрном плаще, с венком сельдерея в чёрных волосах, с изящной бородкой, с мерцающими глазами непонятного цвета — то они играли сапфирными бликами, то отсвечивали янтарём, а иногда превращались в чёрные бездонные колодцы, откуда глядел на тебя холодный и безнадёжный Тартар.
И это был Гермес.
И Гектор подошёл к Нему.
И Он сказал:
— Я не могу принять тебя. И это очень горько, потому что ты храбрый, благородный и благочестивый воин и, поистине, печать Бога лежит на тебе. Но так уж распорядилась Судьба, что сейчас ты находишься в Круге. И пока ты находишься в Круге, никто тебе не поможет.
Потрясённый Гектор глядел на Него в ужасе и безмолвии. Чувство бесконечного одиночества и полной беспомощности начало овладевать им. Внезапно Боги исчезли. Гектор пытался поймать их след — тщетно. Тогда он обернулся к месту боя.
Ахилл обнажил его труп. Доспехи уже были сложены в колеснице, а мирмидонские ратники стояли вокруг и, глумясь, некоторые из них поражали копьями недвижное тело. И Гектору жаль было своего тела, такого могучего и прекрасного, такого страшного врагам, а ныне — простёртого, изъязвлённого посмертными ранами, и всё же — сияющего божественным совершенством.
И вот Ахилл обратился к своим:
— Радуйтесь, мирмидонцы! Сегодня великий день. Повержен величайший троянский воин. Видят Боги — не дам я ему погребения! В память убитых им воинов, в память о Патрокле Менетиде, я брошу его в стане — и пусть псы и вороны растерзают тело твоё, божественный Гектор!
И радостно закричали ахейцы.
Ахилл под эти крики склонился и ударами меча пробил ноги трупа у сухожилий. Затем приказал подогнать колесницу.
И подвели колесницу.
Тогда он продел сквозь пробитые отверстия верёвку и связал узлом. Потом верёвку привязал к заднику повозки. И восстал на колесницу и стегнул коней. И когда квадрига помчалась, Гектор увидел своё тело, влачащееся по земле. Четвёрка тащила его связанные ноги, а остальная часть трупа: спина, голова, запрокинутые руки — бились в илионской пыли.
Гектор попытался остановить колесницу — и вдруг понял, что у него нет плоти: руки его проходили сквозь предметы, словно во сне. Он свободно взлетел над землёй и заметил, что может легко перемещаться в любом направлении и с любой скоростью. И он летел над повозкой Пелида, то чуть обгоняя, то чуть отставая от неё, легко как птица, легче любого ветра.
Четвёрка шла по кругу — и с одной стороны высилась каменная Стена, а с другой — стояли ахейские отряды. И со стороны Акрополя поднимался горестный стон, как будто квадрига поджигала за собой огонь вопля, объезжая по кругу. А с другой стороны, и тоже по кругу, тоже слышался крик — но это был вопль злобного ликования. И трояне и ахеяне видели одно и то же: мчащихся коней, пыльный столб, терзаемое тело, хищного Ахилла, гордо поднимающего отвоёванное оружие, но для одних это было чёрным ядом, а для других — светом радости и победы.
А Гектор летел над всем этим и видел и слышал одновременно и тех и других. Видел он и поруганную свою оболочку, видел бьющуюся оземь мёртвую голову, видел, как прекрасные чёрные волосы превращались в грязную гриву, а божественно прекрасное мужественное лицо покрывается, будто шлемом, каменной маской пыли, и становится неузнаваемым, отталкивающим.
Так совершался круг повозки Ахилла и вместе с ней, начиная снизу, закручивалась вверх невидимая воронка, доходя до небес. А в воздухе творилось что-то жуткое. Казалось — одна за другой мчались ещё три или четыре таких колесницы одновременно. Наверху воронки недвижно парили образы страшных Богов, а внизу клубилась Троя — не
И вокруг этой Башни продолжалось вихревое кружение, как воронка в воде — и двигались там ослепительные белые звёзды и пенные тонкие белокаменные резные кружева и золотые венцы. Да, кипела и зыбилась воронка, и Гектор видел, что движение не оканчивается на поверхности, а поистине продолжается внутри. И казалось — там, под землёй, вращается такая же призрачная воронка!
Почти с ужасом видел Гектор, что подземная воронка повторяет верхнюю, как в зеркале — и в ней тоже идёт зыбкое вращение: вокруг зеркального Города так же летят свои звёзды и ещё дальше в глубине также вращаются одна за другой три или четыре колесницы.
Колесницы, колесницы! И весь мир вращался, словно колесо у перевёрнутой колесницы. Мир всё кружился и кружился; события повторялись, время не двигалось, и как бы стояло в центре вихря. И по кругу, по кругу двигалось небо: звёзды и светила. И вдруг понял Гектор, что сама Земля — не плоская, а выпуклая, и что она тоже, как и все звёзды, вращается по странной закрученной спирали небес.
И это ещё не всё. Оказывается — небес много и существуют среди них небеса невидимые, и незримое бытие идёт в них — огромное, гулкое, бесконечное. И вот посреди этих спиралей и завихрилось, закрутилось жуткое своим непрекращающемся постоянством вращение — КРУГ — та воронка времени, о которой говорил Гермес, и внутри которой Гектор сейчас находился, не в силах что-то исправить.
Вращение продолжалось и продолжалось: кружилось синее небо, кружилась Башня, и из этого тошнотворного кружения вдруг вытащили меня четыре цепкие руки; вытащили, выволокли и стали трясти из стороны в сторону.
— Очнись, одумайся! Чего это ты вздумал со стены бросаться?
— А… А где же Ивановские ворота?
— Какие Ивановские ворота? Ты в своём уме?! Их разобрали полтораста лет назад! Игуменья Брусенского монастыря разобрать велела! Как ты мог это забыть?
— Но масоны! Они же здесь были. И Алигьери, и волчица, и Гектор там, внизу. Я же и хотел забраться повыше, чтобы увидеть колесницу.
— Никаких здесь масонов нет и волчиц и колесниц тоже. Смотри сам, Август: вот стена, а дальше конец, обрыв.
— А где же?.. А как же?..
— Ты вдруг схватил с полки свою тетрадку, — говорила Виола. — И, лопоча что-то итальянское, вышел, свернул с Дворянской в Ямскую башню, залез на стену. Мы не стали тебя будить, полезли за тобой; и вот ты подошёл к пустоте, где раньше Ивановские ворота стояли, и чуть было туда не сиганул.
— Но вращение, вращение, этот Круг — это же не чудится мне? Нет времени — и вращается Колесница!
И колесница описала круг. И, обогнув Илион, Ахилл среди торжествующих ахейских толп погнал повозку к стану, сопровождаемый столбом пыли.
У шатра он остановился.
Там под навесом лежало тело Патрокла, уже готовое к погребению. Омытое чистой водой, оно было залито благовониями; драгоценные смолы запечатывали раны, и труп лежал, не поддаваясь тлению, закованный, словно бронёй, тонким покрывалом благоухающих масел и смол…
Пелид остановил лошадей, бросил вожжи охране, сошёл с повозки и, войдя под навес, простёрся перед мертвецом.