Меморист
Шрифт:
Он по-прежнему ее не слушал. Его взгляд проникал сквозь нее насквозь. Наполненный невыносимой тоской, которую Меер еще никогда в нем не видела. И ее ужаснула эта тоска.
— А у меня не было ни одного воспоминания. — Горечь в словах Малахая была такой же черной, как и ночное небо над головой. — Ни одного…
Медики переложили психиатра в машину и сами запрыгнули следом за ним. В окно Меер увидела, как они засуетились вокруг него. Он был таким бледным. Словно угасал прямо у нее на глазах.
Завыла сирена, и машина рванула с места. Меер чувствовала позади присутствие агента
ГЛАВА 106
Я убежден в том, что такая вещь, как жизнь заново, действительно существует, что жизнь рождается из смерти и что души умерших существуют в настоящем.
Вена, Австрия
Пятница, 2 мая, 11.00
Врач вышел через двустворчатые вращающиеся стеклянные двери в приемный покой.
— Мисс Логан?
Кивнув, она встала, готовясь выслушать то, что ей скажут. Сидевший рядом Люсиан Гласс тоже поднялся с места. Они провели всю ночь в приемном покое реанимационного отделения больницы, пока врачи боролись за жизнь Малахая Самюэльса. Однако находились они здесь по разным причинам.
— Опасность миновала, — сообщил врач. — Теперь он пойдет на поправку.
— К нему можно? — Голос Меер дрожал от облегчения: по крайней мере, Малахая она не потеряет.
— Мистер Самюэльс еще не отошел от действия наркоза, но вечером его уже можно будет навестить. Ближайшие несколько дней его будут мучить сильные боли.
— Хорошо, хоть кто-то пойдет на поправку, — заметила Люсиану Меер после того, как врач ушел.
Она подумала о своем отце. О Рут и докторе Сметтеринге. И о Николасе. Дожидаясь новостей о состоянии Малахая, молодая женщина позвонила в клинику Штейнхофа: сын Себастьяна никак не отреагировал на мелодию флейты. Он по-прежнему был заключен в свой собственный мирок. Фремонта и Себастьяна арестовали; вероятно, обоим придется провести в тюрьме по многу лет. Были и другие пострадавшие. В новостях сообщалось о тысячах радиослушателей, испытавших жуткие провалы в прошлое; многие из них до сих пор не пришли в себя. Кроме того, в давке в концертном зале пострадали сотни зрителей, вынужденных обратиться за медицинской помощью.
— Он полностью оправится от ранения, — заметил Люсиан, продолжая говорить о Малахае, — и предпримет новую попытку.
Меер покачала головой.
— Вы ошибаетесь.
— Я понимаю, вы не хотите мне верить, но этот человек опасен. Самюэльс одержим желанием получить в свои руки «инструменты памяти» и ради этого готов пойти на все, что угодно. Я по-прежнему убежден, что именно он виновен в попытке кражи камней, обнаруженных в прошлом году
— У вас есть доказательства его причастности?
На этот вопрос Люсиан мог не отвечать. Если бы доказательства были, Малахай не разгуливал бы на свободе.
— Я знаю его почти всю свою жизнь. Вы хоть представляете, скольким детям он помог?
— Одно другому не мешает.
Меер встала, собираясь уходить.
— Мой напарник ждет внизу, — сказал Гласс, тоже поднимаясь. — Нас попросили отвезти вас на кладбище.
— Мне не нужны провожатые.
— Однако ФБР предпочло бы, чтобы они у вас были. По крайне мере до тех пор, пока дело не будет официально закрыто, что должно произойти в течение ближайших сорока восьми часов. Мы никоим образом не будем вам мешать.
Они спустились вниз на лифте, и когда двери кабины открылись, им показалось, что они попали прямо на пресс-конференцию. Журналисты, фотографы и телеоператоры толпились вокруг врача с вытянутым серьезным лицом, зачитывающего им официальное заявление.
Меер и Люсиан обошли толпу и были уже у самых дверей, когда молодую женщину кто-то остановил.
— Прошу прощения.
Услышав этот голос с сильным акцентом, Меер обернулась.
Сметенный толпой, спешившей покинуть концертный зал, Давид Ялом едва успел вернуться в гостиницу и отменить программу автоматической рассылки по электронной почте его статьи. Перед тем как уничтожить этот истовый манифест, он еще раз внимательно перечитал его от начала до конца и поймал себя на том, что переживает за душу человека, написавшего все это.
Давид просидел всю ночь, размышляя над тем, что ощутил, когда темноволосая женщина в толпе окликнула его именем «Девадас». Он не спал, когда на рассвете ему позвонил редактор с просьбой срочно подготовить материал о сенсации: вчера вечером вице-президент Соединенных Штатов Америки присутствовал на концерте, закончившемся всеобщим хаосом, где получил травму, после чего его забрали в больницу. В одиннадцать утра в больнице состоится пресс-конференция, на которой будет сообщено о состоянии здоровья вице-президента и других высокопоставленных лиц, пострадавших в толчее.
— Прошу прощения, я Давид Ялом…
— Сожалею. — Люсиан Гласс втиснулся между Яломом и Меер, защищая ее от журналиста. — Мисс Логан не будет делать никаких заявлений для прессы.
Меер окинула взглядом темные волосы и черные глаза, блокнот и ручку.
— Все в порядке, — сказала она, обходя Люсиана, чтобы оказаться лицом к лицу с Девадасом — нет, он сказал, что его зовут Давид. Давид Ялом. — Я его знаю, — объяснила она Глассу.
Давид Ялом слушал ее голос, и с его лицом произошла перемена. Ничего похожего на лучезарную улыбку — но просто оно стало другим. Словно он, наконец, позволил себе вздохнуть полной грудью, и это доставило ему удовольствие.
— Спасибо за то, что вчера вечером пытались мне помочь, — сказала Меер.
— Вы не пострадали?
Она покачала головой.
— Нет. Малахай — тот человек, с которым я была, — он получил огнестрельное ранение, его прооперировали.