Memow, или Регистр смерти
Шрифт:
Прежде чем выйти, пробираясь сквозь дым и пыль, замечаю недвижно лежащее возле одного из столиков тело женщины с пышными ярко-желтыми волосами. Это трансвестит, нет никакого сомнения. Пятно на полу медленно расползается у него под головой. Оно кажется черным.
Аликино глубоко задумался над работой, которую проделал Memow и которая реализовалась в пачке аккуратно отпечатанных страниц. Это было вполне осязаемое доказательство реальности некоего антипода Маскаро, а вовсе не фантасмагория какого-то эфемерного сна.
Как могла информация — вымышленная или полученная от Аликино — превратиться в такой реальный результат,
Аликино медленно набрал текст:
Превосходная работа, Memow. Римский Аликино абсолютно не похож на меня. Это совершенно другой Аликино.
Это жизнь, которая подменит твою.
Конечно. Именно это мне и нужно было.
И срабатывает.
Похоже. Может, я больше не ОД. Другой займет мое место?
Заслуга твоя.
И твоя, Memow. Но не только наша с тобой.
Не только наша?
Наблюдая, как ты работаешь, все больше убеждаюсь, что ты пишешь под диктовку.
Memow не реагировал.
Кто-то еще, помимо меня, снабжает тебя информацией. Подлинной и точной информацией, это несомненно. Кто это?
Машина не дала никакого ответа. Экран оставался пустым. Аликино продолжал:
Может быть, это один из операторов, работающих с компьютером в центральном архиве. Это он? И с какой целью он это делает?
Последовала долгая пауза. Затем, замигав красным светом, появился текст, которого Аликино никогда прежде не видел:
Неприемлемый вопрос.
Через несколько секунд он исчез. Его заменила другая фраза:
Мистер Маскаро. Продолжать проверку. Возможна омонимия.
Аликино сразу понял, что эту последнюю фразу написал не Memow. Его чудесный помощник только передал ему команду — приказ продолжать работу. Сотруднику Маскаро его посыпал компьютер, то есть мозг центрального архива, находившийся в оперативном центре «Ай-Эс-Ти».
10
Было очевидно, что на самой вершине «Ай-Эс-Ти» кто-то, возможно тот же неведомый, кто дал отсрочку и дозволил всю эту операцию, — не только связался через компьютер центрального архива с Memow, но и тайно сотрудничал с ним, поставляя ему поступающую непосредственно из Рима информацию, которой Аликино уж никак не мог располагать или выдумать.
И теперь Аликино не видел никакой другой возможности, кроме необходимости примириться с положением и продолжать опыт, чего, впрочем, ему и самому очень хотелось. Немыслимо было остановиться. Сделай он это, на экране Memow, конечно же, тотчас появилась бы безапелляционная надпись, которая была бы равнозначна смертному приговору:
ОД
По экрану вновь побежали строки.
Я не испугался. Вся эта перестрелка произошла настолько молниеносно, что я едва успел прийти в себя. В машине спрашиваю Давида, хотя уже знаю, вернее, догадываюсь, не с этим ли трансвеститом, которого убили, он должен был встретиться. Давид утвердительно кивает, потом мы всю дорогу молчим.
Курсор остановился, словно ожидая чего-то. Аликино перечитывал последние, только что написанные строки и вздрогнул. Определенно стиль их чем-то отличался от привычной, хорошо знакомой манеры Memow.
Memow, что-то не получается?
Нам надо спешить.
О`кей. Но как?
Опуская детали.
А результат не будет выглядеть менее правдоподобным?
Ценность результата зависит от того, как он используется. Ценность переменчива.
Конечно. Пойдем дальше.
Гамберини Альсацио: 1845-1945.
Продолжай, Memow.
Маскаро Астаротте: 1885-1945.
Хорошо, но какая тут связь с нашей работой?
Связь вполне различима — 1945 год упоминается в обоих случаях.
Memow, ты, видимо, хочешь что-то сообщить мне, но я не улавливаю, что именно. Что-то не в порядке с твоей памятью? Кто-то вмешивается в нее?
Неприемлемый вопрос.
О`кей. Не важно. На чем остановились? Если не ошибаюсь, мы должны уже прибыть в дом Давида.
Дом Давида вполне отвечает его характеру: очень чистый, в идеальном порядке, как и он сам, потому что он лишь притворялся трансвеститом. Тут вполне могли проживать двое, только я никогда не встречал здесь никого, ни мужчин, ни женщин, кто, возможно, составлял компанию Давиду хотя бы время от времени. Сажусь в кресло, обитое белым полотном, возле небольшого домашнего бара и ищу в нем что-нибудь выпить. Давид задумчиво теребит свои рыжеватые усы.
Спрашиваю:
— Ты хорошо знал его?
— Нет.
— Считаешь, что убрали именно потому, что он должен был встретиться с тобой, или по каким-то иным причинам?
— Не знаю.
— Было бы неплохо, если б ты знал, я так считаю. Послушай, значит, так и не хочешь сказать мне, что же тебе должен был сообщить этот несчастный трансвестит?
— Все, что ему было известно, он уже сообщил мне, еще раньше. Несущественные детали. Он работал в Трапани. И очень захотел встретиться со мной, возможно, только для того, чтобы вытянуть из меня еще немного денег. Я ожидал от него лишь уже известные мне сведения, но поначалу надо выслушивать всех до единого.