Мемуары безумца
Шрифт:
Затем Женщина окружила меня, я натыкался на нее, задевал ее, дышал ею — воздух был полон ее ароматом. Я видел шею и капельки пота над шалью, в которую она куталась и колышущиеся при каждом шаге перья на шляпке; ее каблучки мелькали передо мной, подбрасывая подол платья. Я проходил рядом, и вздрагивала ее обтянутая перчаткой рука. Женщины были по-разному сложены, будили разные желания, но все вместе и каждая в отдельности наряжались напрасно, под одеждой я тут же видел их наготу, и она была роскошнейшим нарядом. Я больше не мог вынести сладострастных мыслей, влекущих ароматов, возбуждающих касаний и соблазнительных форм.
Я точно знал, куда лежит мой путь — к дому на уединенной
Я поднялся по лестнице, темной, с истертыми ступенями. Они заскрипели — никто не выглянул. Оробев, я затаил дыхание — никто не окликнул меня. Наконец, я вошел в комнату, в полумраке она показалась мне огромной. Окна были открыты, но длинные, до самого пола, желтые шторы заслоняли свет, тускло-золотистые отблески озаряли комнату. В глубине, справа от окна сидела женщина. Она, должно быть, не слышала моих шагов и не обернулась. Я застыл на пороге, глядя на нее.
На ней было белое платье с короткими рукавами. Опершись локтем на подоконник, касаясь пальцами рта, она, казалось, вглядывалась во что-то невидимое внизу. Черные волосы, гладко уложенные и заплетенные на висках, блестели как вороново крыло. Она склонила голову, несколько выбившихся из прически прядей мягкими кольцами вились на шее. Красные кораллы украшали золотой изогнутый гребень.
Заметив меня, она вскрикнула и вскочила. В первую минуту меня ослепил блеск ее глаз, и я опустил голову, а когда смог поднять взгляд, то увидел перед собою чарующе прекрасное лицо.
Казалось, одна изящная линия, начинаясь прямым пробором в ее волосах, спускается между высокими дугами бровей, очерчивает тонкий нос с трепещущими, изящными, как у античной камеи, ноздрями, проходит ровно посередине яркой верхней губы, затемненной едва заметным пушком, а ниже — белая округлая шея, и видно, как под тонкой тканью дышит грудь. Так она стояла передо мной, в свете проникавшего сквозь желтые шторы солнца, и золотистое сияние оттеняло белизну ее платья и темный цвет волос.
Наконец она улыбнулась, едва ли не с нежным участием, и я приблизился. Не знаю, что она сделала с волосами, но они благоухали так, что душа моя таяла в ароматной истоме, словно спелый персик во рту.
— Ну что же вы? Входите!
Она опустилась на обитое серой рогожкой канапе и прислонилась спиной к стене. Я сел рядом, она взяла меня за руку, ее ладонь была горячей. Мы долго смотрели друг на друга и молчали.
Никогда еще я не видел женщину так близко. Ее красота окутывала меня, рука касалась моей руки, складки платья падали мне на колени, горячее бедро обжигало, я ощущал ее тело рядом с собою, разглядывал ее плечи и голубые жилки на висках.
— И что же? — спросила она.
— И что же? — откликнулся я с деланным весельем, стремясь стряхнуть это гипнотическое очарование.
Но тут же я замолчал, пожирая ее глазами. Не сказав ни слова, она протянула руки и прижала меня к себе в немом объятии. Тогда я обнял ее и, припав губами к плечу, с наслаждением выпил первый поцелуй любви, утоляя долгую юношескую жажду, а потом откинул голову, чтобы лучше видеть ее лицо. Блеск ее глаз опьянял, взгляд притягивал крепче, чем руки, я тонул в ее глазах, наши руки переплелись.
Не помню теперь, что она шептала мне, что говорил я в ответ. Я надолго ушел в себя, подчиняясь ударам сердца, все больше с каждой минутой хмелел, новое чувство заливало душу, нетерпеливая дрожь желания и наслаждения охватила меня. При этом я был скорее печален, чем весел, и со всей серьезностью захвачен возвышенным священнодействием. Она привлекла мою голову к себе на грудь, нежно, словно боялась причинить боль.
Одним движением она спустила с плеч рукава, платье скользнуло вниз. Корсета не было, рубашка распахнулась. У нее была великолепная грудь, на ней хотелось умереть, задыхаясь от любви. Она устроилась у меня на коленях с естественной грацией сонного ребенка. Я любовался ее чистым профилем. Прелестно изогнутая складка подмышкой казалась улыбкой ее плеча. Она приклонилась ко мне, словно устала, и платье пышными волнами спускалось на пол. Девушка напевала вполголоса печально и томно, глядя куда-то поверх меня. Я вынул гребень из ее прически, волосы упали темной волной, окутав ее до самых бедер. Я погружал руки в струящиеся локоны, зарывался в них лицом, окунался в них головой, как в водопад, и в сердце была острая грусть. Любуясь ею, я то разделял ее волосы на две большие пряди и перебрасывал их вперед, прикрывая грудь, то собирал в высокий узел, чтобы видеть затылок и изящный изгиб нежной шеи. Она безвольно повиновалась мне.
Внезапно она освободилась из моих объятий, перешагнула через платье и с кошачьим проворством, прыгнула на кровать.
Ноги ее утонули в перине, кровать скрипнула, быстро откинув покрывало, она легла и протянула руки, призывая меня. Простыни, казалось, еще не остыли от чужой страсти.
Нежные влажные ладони скользили по моему телу, поцелуи обжигали щеки, губы, глаза, и я замирал от наслаждения под этими беглыми ласками. Откинувшись на спину, она вздохнула, насмешливо и сладострастно взглянула на меня из-под опущенных ресниц, оперлась на локоть, перевернулась на живот и поболтала ногами в воздухе. В ее движениях была кокетливая прелесть и невинная грация. Наконец, глубоко вздохнув, она доверчиво отдалась мне… Подо мной трепетало горячее тело, я тонул в наслаждении, губы приникли к ее губам, пальцы сплелись, единая дрожь, единое объятие соединяло нас. Я упивался ароматом ее волос, ее дыханием и, казалось, умирал восхитительной смертью. Еще какое-то время я неподвижно лежал, прислушиваясь, как бьется сердце и стихает трепет взволнованных нервов, потом мне показалось, что все угасло и замерло.
А она… Она тоже молчала, застывшая, словно живая статуя. Темные пышные кудри окружали бледное лицо, томно упали руки, время от времени ее колени и бедра судорожно подрагивали, на груди еще розовели пятна от моих поцелуев, хриплый и жалобный стон вырвался из ее груди, такой, как бывает, когда всхлипывают во сне после долгих слез и рыданий. Вдруг я услышал, как она сказала себе: «Что, если, забывшись, ты станешь матерью?» Других слов я не запомнил. Закинув ногу на ногу, она покачивалась из стороны в сторону, словно в гамаке.
Она погладила меня по голове, игриво, как ребенка, и спросила, была ли у меня любовница. «Да», — ответил я. И так как она продолжала расспросы, добавил, что моя любовница была хороша собой и замужем. Ей хотелось знать, как меня зовут, как я живу, из какой я семьи.
— А ты, — спросил я, — ты любила?
— Любить? Нет!
И рассмеялась принужденным, смутившим меня смехом.
Она еще раз спросила, была ли моя любовница красивой, и, помолчав, продолжала: