Мемуары [Лабиринт]
Шрифт:
Серьезные сомнения против операции «Морской лев» высказал гросс-адмирал Редер; он указал на опасность того, что в результате использования всего тоннажа будет парализован транспорт, и открыто заявил, что не верит в превосходство немецких ВВС, о котором говорит Геринг. Несмотря на энергичные предостережения Гиммлера, который на основе сообщений нашей разведки знал точные масштабы производства истребителей в Англии, Геринга невозможно было разубедить и заставить отказаться от недооценки возможностей английской промышленности. Вопреки своей обычной самоуверенности Гитлер сразу же принял к сведению возражения Редера, чтобы и на этот раз, как сказал мне Гиммлер, оттянуть тотальное наступление против Англии. Разногласия между командованием сухопутных войск, ВВС и флота продолжались до сентября 1940 года.
Тем временем подразделения низшего звена работали с крайней интенсивностью и прусской точностью согласно ранее данным указаниям. В конце июня я получил специальное задание подготовить для предстоящей операции «Морской лев» справочник, который должны были
В сентябре 1940 года внезапно было объявлено, что вся операция «Морской лев» отложена.
В связи с этим я хотел бы упомянуть о разговоре с Гиммлером, из которого я узнал, какие побочные факторы имели важное влияние на решения Гитлера. Я не поверил своим ушам, когда Гиммлер сказал мне: «Примечательно, что Гитлер до смешного боится воды; он связывает с ней представления о несчастье». Гиммлер считал, что этим же объясняется инстинктивное отвращение Гитлера к десантным операциям, таким, как операция «Морской лев».
ЗАГОВОР С ЦЕЛЬЮ ПОХИЩЕНИЯ ГЕРЦОГА ВИНДЗОРСКОГО
Мнение Риббентропа о герцоге — Планы Гитлера и Риббентропа — Приказ о похищении — Установление контактов в Испании и Португалии — Ложные маневры — Приказ оканчивается неудачей — Отчет в Берлине.
Был июль 1940 года, я только что разобрал утреннюю почту, когда мне позвонил один из моих друзей из министерства иностранных дел и сказал: «Мой старик давно хочет поговорить с вами; я думаю, он через несколько минут позвонит вам. Я не знаю, чего он хочет, но, по всей видимости, речь идет о каком-то срочном деле».
Вскоре после этого в телефонной трубке раздался звучный голос Риббентропа: «Скажите, мой дорогой, не могли бы вы срочно прибыть ко мне?» «Разумеется, — ответил я. — Мне только хотелось бы знать, в чем дело, чтобы захватить ссобой нужные документы». «Нет, нет, — быстро возразил Риббентроп, — по телефону об этом нельзя говорить».
Не желая вызывать патологической «ревности» Гейдриха, я тут же поставил его в известность о разговоре с Риббентропом. Он сразу же ответил: «Видно, для этого идиота я уже не собеседник. Ну что ж, отправляйтесь». Я не собирался портить свои отношения с Гейдрихом из-за Риббентропа и обещал после разговора с министром сразу же явиться к нему.
Риббентроп принял меня с серьезным выражением лица, предложил сесть и после нескольких обычных вежливых фраз с унтерстатс-секретарем Лютером спросил, — пользуюсь ли я, вступив в должность руководителя контрразведки, достаточной поддержкой со стороны министерства иностранных дел в области использования дипкурьеров и тому подобное. Слушая его, я, как это часто случалось, почувствовал, что в этом человеке не было ничего естественного — одна поза и заученные жесты… Застывшее выражение лица, напряжение, с которым он заставлял себя изображать улыбку — все было только маской, прикрывавшей судорожные усилия не сбиться с заданного тона. Затем он осторожно направил разговор на предмет, ради которого, собственно, и вызвал меня, — он осведомился о моих связях в Испании и Португалии и спросил, нет ли у меня контактов и с полицией этих стран. Так как я не знал, куда он клонит, я несколько помедлил с ответом. После этого он спросил меня, без всякой видимой связи: «Не помните герцога Виндзорского? Вас представляли ему во время его последнего визита в Германию?» После моего отрицательного ответа он задал мне еще ряд дальнейших вопросов, касающихся личности английского герцога, затронув причины его отречения от престола. Герцог Виндзорский, по мнению Риббентропа, среди всех выдающихся английских политических деятелей является человеком, в наибольшей степени мыслящим социальными и правовыми категориями; это пришлось не по вкусу правящей клике в Лондоне и вся история с браком, сказал Риббентроп, послужила лишь удобным поводом при помощи устаревшего церемониала добиться падения этого искреннего и настоящего друга Германии. «Фюрер и я, — продолжал он, — сразу разгадали эти махинации, и наше убеждение с того времени только окрепло». Я напряженно ждал, куда он, собственно, клонил. «После своего отречения, — с жаром добавил Риббентроп, — герцог находится под строгим наблюдением Сикрет Сервис. Мы знаем, что он чувствует себя на положении арестованного и постоянно пытается сбросить с себя эти оковы, но, к сожалению, безуспешно». Здесь он замолк и значительно посмотрел на меня. «Мы располагаем сведениями, согласно которым герцог намеревается освободиться от этого изматывающего нервы давления; нам сообщают также, что герцог по-прежнему сохранил свои симпатии по отношению к Германии. Известно его высказанное в узком кругу друзей намерение навсегда поселиться в Испании, а также желание возобновить свои старые дружественные связи с Германией. Фюрер придает этим сообщениям большое значение, и мы подумали о том, как установить контакты с герцогом». Риббентроп скрестил руки на груди и прошелся передо мной в раздумье несколько раз взад и вперед. Затем он сказал: «Мне кажется, что для этого дела подходите вы». Прежде чем я успел опомниться
У меня буквально перехватило дыхание, изо всех сил я пытался найти слова возражения. Затем я спросил, могу ли я просить о некоторых разъяснениях. Риббентроп на это ответил: «Спрашивайте, только покороче». Я хотел осведомиться о надежности разведывательной информации, но Риббентроп оборвал меня: «В высшей степени надежная информация из испанских кругов. Подробности вас не должны интересовать». Я сделал еще одну попытку и спросил: «Должен ли я, судя по обстоятельствам, доставить герцога в другую страну, если он не согласится на наше предложение? Вся операция, мне кажется, будет иметь шансы на успех только в том случае, если мы заручимся согласием герцога». «Разумеется, применять силу следует в первую очередь против Сикрет Сервис, — ответил недовольно Риббентроп, — против герцога только тогда, когда он, не обладая достаточной решимостью, охваченный сомнениями, будет нуждаться в решительной помощи. Как только он окажется на нейтральной территории и почувствует себя свободным человеком, он будет благодарен нам за это». «Свободным человеком», — подумал я, — в какой нейтральной стране нет агентов английской разведки?»
«Я сообщу фюреру, что вы приняли задание», — раздался звучный голос Риббентропа. Я кивнул и поднялся. «Минуточку, Шелленберг!» Риббентроп снял телефонную трубку и попросил соединить с Гитлером. Великодушным жестом он предложил мне взять параллельную трубку, чтобы я мог слышать их разговор. По голосу Гитлера было ясно слышно, что ему неприятен весь этот разговор. В конце беседы он сказал: «Шелленберг должен прежде всего узнать о позиции жены герцога; известно, что она имеет на него большое влияние». Господин министр иностранных дел встал, поклонился телефону и сказал: «Это все, благодарю вас, мой фюрер». Мы еще вкратце обсудили вопрос о передаче информации. Риббентроп настаивал, чтобы сведения передавались через представительства министерства иностранных дел в Мадриде и Лиссабоне.
После этого я отправился к Гейдриху. Он выслушал меня и сказал: «Не нравится мне вся эта затея. Но если на этом настаивает Гитлер, трудно будет отговорить его. Вообще-то, будь я шефом Сикрет Сервис, насыпал бы я вам соли на хвост». Сарказм Гейдриха был вызван отнюдь не желанием подстегнуть мое и без того слабое воодушевление перед предстоящей операцией. Мне было ясно, что все это было плодом фантазии Риббентропа на почве его ненависти к англичанам. Но в конце концов ему удалось заручиться для осуществления своих планов личным приказом Гитлера.
Следующий день я посвятил подготовке к поездке. Риббентроп вызвал меня еще раз и поинтересовался, разработал ли я уже план действий. Он опять подчеркнул, свойственным ему деланно важным тоном, что фюрер покарает малейшее нарушение секретности.
На следующее утро я через Лион и Марсель вылетел в Мадрид. Над Испанией стояла такая жара, что я в конце концов заснул. Внезапно меня разбудил один из летчиков (агент разведки). Под нами лежал Мадрид. Вскоре машина приземлилась.
После короткого отдыха на одной из квартир разведки, я окольными путями поехал к германскому посольству, где имел беседу с тогдашним послом Германии в Мадриде фон Шторером. Посол заявил мне, что часть информации, о которой упоминал Риббентроп, ему известна. Он имеет, кроме того, сведения, что герцог Виндзорский во время небольшого ужина в узком кругу своих португальских друзей довольно резко отозвался о постоянном наблюдении со стороны Сикрет Сервис, а также не скрывал своего недовольства по поводу своего назначения губернатором Багамских островов. Герцог, по-видимому, будет обрадован возможностью спокойно жить со своей женой — видимо, длительное пребывание у своих испанских друзей-охотников продиктовано этими соображениями. До фон Шторера дошли также слухи о том, что герцог принял одно из приглашений на охоту. Однако герцог якобы еще не определил срока этой поездки. Предполагаемый район охоты — недалеко от испанопортугальской границы. Во всем этом для меня не было ничего принципиально нового.