Мемуары матери Сталина. 13 женщин Джугашвили
Шрифт:
Все лежит старик убогий,
Внукам сказки говорит.
А когда услышит с нивы
Песню вольного труда —
Сердце, крепкое на диво,
Встрепенется, как всегда.
На костыль свой опираясь,
Приподнимется старик,
И ребятам улыбаясь,
Загорается на миг.
Сосело
(газ. «Иверия». 1895, 22 сентября)
Рамаз Чхиквадзе читал эти стихи по-грузински. И звучали они действительно красиво.
Когда книжечка стихотворений была отложена, актер продолжил свой рассказ:
– Однажды Сталину
Вдруг коней вперед рвануло,
Засвистели плети мигом,
Кони врезались, весь город
Огласился воем, визгом —
С трех сторон втроем ворвались,
Понеслися буйно, с гиком,
Гром атаки, бой литавров вмиг
Сменились воплем, криком.)
Удивительное дело, но Сталин лично следил за тем, что происходит в кино. Когда ему принесли список картин, которые собираются снимать в Грузии, он лично вписал «Кето и Котэ», популярную тогда оперу. Фильм сняли, только получилась не опера, а музыкальная комедия.
В результате этот фильм Сталину показывать испугались - вдруг бы он спросил, почему сняли не оперу. Хотя фильм хороший получился, ему бы наверняка понравился.
Я близко дружил с Михаилом Чиаурели и тот рассказывал мне, как Сталин смотрел его фильм «Великое зарево».
В этой картине роль Сталина играл Михаил Геловани.
В просмотровом зале на даче Сталина собралось все Политбюро, сам Миша сидел на последнем ряду. Наконец, фильм закончился, все ждут, что скажет Сталин. А надо сказать, что в этом фильме Геловани изобразил вождя как безупречно положительного человека, просто ангела.
Включили свет, Сталин поднялся со своего места и молча пошел к выходу. Все Политбюро молчит и на всякий случай строго смотрит в сторону Чиаурели. Наконец, Сталин произнес: «Нормальное кино, нужное». И все тут же бросились поздравлять Мишу: «Нужное, очень нужное кино». А Сталин через минуту продолжил: «Только товарищ Сталин не такой красивый. И не такой глупый».
Геловани действительно изображал Сталина этаким живым божеством. Но что вы хотите, таковы были требования времени.
Миша рассказывал, как однажды Сталин вызвал Геловани к себе да дачу. Когда за актером пришли и сказали, что его хочет видеть товарищ Сталин, Геловани не поверил. И решив, что его разыгрывают, сказал, что готов ехать к вождю немедленно. «Прямо в пижаме?» - спросили у него. «В пижаме!» - ответил Геловани, все еще не веря, что его правда повезут к Сталину.
О том, что все серьезно, он понял только тогда, когда лимузин въехал
Сталин сделал вид, что не замечает неподобающей одежды Геловани и пригласил того к столу, за которым уже сидели другие актеры. Геловани сел рядом с Чиаурели и, выпив несколько бокалов вина, почувствовал, наконец, себя настолько свободно, что захотел сказать тост за Сталина. Но сколько бы раз он не поднимался, Чиаурели усаживал его на место, а Сталин делал вид, что ничего не замечает.
В конце концов, Геловани не выдержал и прямо обратился к Сталину: «Товарищ Сталин, я хочу выпить за вас, а Чиаурели не дает мне слова сказать!» Сталин посмотрел на Геловани и произнес: «Значит, товарищу Чиаурели виднее!»
Был такой актер - Алексей Дикий, очень хороший. И однажды ему тоже предложили сыграть роль Сталина. Понятно, что от таких предложений не отказываются. Вот только внешне Дикий был абсолютно не похож на Сталина. И каких бы усов ему не приклеивали, сходства все равно не появлялось. Но фильм все-таки сняли и он вышел на экраны.
Через несколько дней после премьеры на квартиру Дикого явился генерал и сказал, что актера приглашает товарищ Сталин: «У вас есть полчаса, чтобы собраться».
Дикий страшно испугался, что Сталин начнет ругать его за то, как он сыграл. И еще неизвестно, куда его потом повезут из Кремля. Чтобы как-то справиться со страхом, Дикий решил немного выпить, он вообще любил это дело. Открыл бутылку коньяка, налил себе рюмочку, выпил и сел возле дверей.
Наконец, появляется тот же генерал и говорит, что товарищ Сталин занят и встреча переносится на более позднее время. Дикий увидел в этом дурной знак и, ожидая встречи со Сталиным, ту самую бутылку коньяку прикончил. Чего, мол, терять время, когда эта бутылка может оказаться последней в его жизни.
В результате в Кремль он приехал изрядно выпившим. Секретарь Сталина Поскребышев попытался было привести его в чувство, но не успел - Сталин просил пригласить Дикого.
Когда тот вошел в кабинет Сталина, вождь сидел за столом и работал. Увидев актера, поднялся ему на встречу и, пригласив к столу заседаний, предложил сесть и сам сел напротив него. Все это происходило в полном молчании.
Через полчаса Сталин вызвал Поскребышева, что-то сказал ему и опять замолчал. Еще через полчаса секретарь вошел в кабинет, поставил на стол бутылку коньяка, лимон и два стакана.
Дикий начал успокаиваться - если коньяком собираются угостить, значит, ругать не будут. А Сталин тем временем взял бутылку, налил себе, выпил и закусил лимончиком. Дикий сидит и не знает, что делать. Неужели ему самому надо наливать себе? И это при грузине?
А Сталин наливает себе вторую рюмку, выпивает, закусывает и опять молча продолжает смотреть на Дикого. Только после того, как Сталин выпил четыре рюмки, молчание было нарушено. «Вот теперь мы можем и поговорить», - сказал Сталин Дикому.