Мемуары наших грузин. Нани, Буба, Софико
Шрифт:
Нино знала себе цену. Ее так все боялись, одного ее взгляда! А меня она любила и уважала. Когда шла куда-то, звала с собой. И я с удовольствием отправлялась вместе с ней. Я ее называла тетя Нина.
Как-то привела к ней маленькую Наташу, свою внучку, и они играли вместе. Рамишвили вообще как будто сравнивалась по возрасту с теми, кто находился с ней рядом.
Она не была красавицей, но была очень величественна! Для меня это важнее. Она была личностью! И чувствовала, что я ее боготворю.
После Верико Анджапаридзе осталась она,
Думаю, Верико знала, что она великая. И в то же время могла дома убраться, помыть окна. При этом она была недосягаемой. Но всегда меня хвалила и любила, я это чувствовала.
Вот ее муж, Михаил Чиаурели, был очень остроумным, пел, шутил. Я с ним была ближе, чем с Верико. Он брал меня за руку, уводил в комнату, и мы слушали записи его и других артистов.
А Нино была и мудрая, и остроумная, и какая-то земная. Такая, как была Софико. Она не витала в облаках, хотя могла на всех смотреть свысока. Была одинакова со всеми.
Софико звонила мне чаще, чем я ей. «Нюня, спустись». Мой дом в Тбилиси находится выше ее. И я шла к ней. Она все время что-то строила. Все время была занята. Я была свидетелем их любви с Котэ Махарадзе. Она не многим говорила об этом. А мне доверяла.
Их роман начался, когда и Софико, и Котэ были не свободны. А Тбилиси — город маленький, и конечно, очень быстро об их отношениях стали говорить. Я точно знала, как и что было. Но не смела никому об этом рассказывать. Мало того, когда однажды мой муж произнес за столом: «Говорят, у Софико и Котэ роман», я его тут же одернула: «О чем ты говоришь?! Как это может быть, она же замужем!»
Когда встал вопрос о разводе, мне позвонил муж Софико Георгий Шенгелая — как все-таки оказалась переплетена наша жизнь! — и попросил поговорить с Софико, чтобы она не уходила. Но я ему прямо сказала: «Как ты себе представляешь мой разговор? Разве возможно переубедить Софико?» Георгий помолчал, а потом согласился: «Да, ты права. Это невозможно». Правда, с тех пор наша с ним дружба сошла на нет.
Софико безумно любила театр, больше, чем кино. Играла в театре имени Руставели, а потом в театре имени Марджанишвили. Очень красивой была — худая, очень пластичная, глаза просто светились.
А какой юмор был! А как рассказывала!
Она не имела права уйти из жизни так рано! Сколько у нее энергии было, она всем раздавала свою любовь! Если кому-то что-то было нужно, она шла куда угодно. Знала, что для нее сделают все.
В отличие от меня очень смелой была. Я стеснительная, она — нет!
Свой дом Софико превратила в гостиную. Все у нее в гостях были — Ростропович, Плисецкая. Чиаурели побывала и депутатом Верховного Совета. Ни черта в этом не понимала. Но была очень решительной!
Эдуард Шеварднадзе не хотел становиться президентом
Откуда в ней это было? Наверное, от родителей. Она со всеми на равных говорила. Не боялась вообще ничего и никого. Но была очень справедливой. Я так благодарна Богу, что мы оказались так с ней переплетены!
Дома она любила халаты. Когда приходили к ней на день рождения, Софико за минуту становилась красавицей. Она и готовила, и на базар ходила, и шила, и вязала. Все умела делать! И тамадой в последнее время бывала за столом, где сидели 200 человек.
Софико была ближе к отцу. Боготворила его. Это не значит, что не любила мать. Но отец был ближе. А когда Миши не стало, она с матерью нашла много общего. Я даже путала по телефону ее голос с голосом Верико. У нее появились материнские интонации.
Еще у нее была потрясающая черта. Она никогда не ругала Георгия, своего первого мужа. И правильно — не надо давать повода для разговоров. Не надо ничего выносить из семьи. Ведь потом уже не сможешь себя защитить.
Она до конца осталась такой, какой всегда была. С возрастом лишь мудрее стала. Только не в отношении здоровья. В этом она была себе врагом. Софико не принимала ничьих советов и предложений. Была ужасно упрямой, но мы с ней никогда не ссорились.
Я вообще ни с кем не ссорилась. Никогда, Боже упаси! Даже если не согласна — отхожу. Никого не хочу оскорбить. Конечно, кто-нибудь был обижен на меня, это жизнь. Но если так получалось, я извинялась. Такое было дважды — случайно вышло.
Так относиться к жизни несложно. Наоборот, очень даже хорошо. Я не коплю зла.
Бывало, мне завидовали. Хоть я этого и не чувствовала и не знала, что это такое. Я сама никому не завидую. А когда мне рассказывали о ком-то, кто плохо говорил обо мне, я не слушала. И легко с этим человеком потом встречалась.
Хотя была одна дама. Бедная, она завидовала всем. При том, что сама очень талантливая, музыкальная, композитор. Мы вместе выступали, дружили. И вдруг я узнала, что она обо мне говорила что-то плохое.
Понятно, никто не мыслит одинаково, у всех разные вкусы. Не могут меня все любить, не могу я всем нравиться. Но когда речь касается человеческих качеств! Болтали иногда обо мне такое, о чем я сама не могла даже подумать.
Так вот она начала столько всякого говорить! Я не стала ей отвечать и оправдываться. Плюнула на нее и не обращала внимания.
Когда я получила звание народной артистки СССР, она мне почему-то позвонила. Хотя до этого наговорила гадостей, якобы я со всеми встречаюсь, потому и получила звание, а вовсе не потому что заслужила. Она, видно, сама так действовала. Так ведь бывает — говорят как раз о том, что сами делают.