Мемуары сорокалетнего
Шрифт:
— Вы меня искали, Владимир Васильевич?
— Искал, Санчик, искал, — начал предместкома таинственно. — Да ты у нас все в бегах.
— Я что, по своей воле или бездельничаю? — Саша привык на всякий случай давать отпор администрации.
— Правильно, — примирительно сказал Владимир Васильевич. — Работаешь ты хорошо, жалоб на тебя нет. Вот поэтому местный комитет в моем лице и отстаивает твои права.
Еще когда Владимир Васильевич начал свою сиропную песню, сердце у Саши сладко сжалось, в ушах послышался свист ветра и перед глазами поплыло что-то зеленое, душистое, ласково взмахивающее ветвями — дорога, ее перелески, поля, покрытые до горизонта зелеными посадками. Но тут же он, трезво подумав, решил, что это может
— Не томите, Владимир Васильевич.
— В общем, Санчик, — Владимир Васильевич тоже заулыбался, откровенно предлагая Саше разделить и свою радость, — даем мы тебе в этом году автомобиль. Машину.
— Ой, неужели! — только и смог выдавить Саша. Зеленые ветви слились в одну сплошную полосу и на мгновенье закрыли свет.
— У нас на местном комитете была целая баталия, — продолжал Владимир Васильевич. — И трест спустил нам две машины. Одну для рабочего контингента, а другую разрешили распределить управленческому персоналу. Глазки здесь, конечно, у многих разгорелись, но кто стоит на страже интересов трудящихся? Местный комитет. Так-то. Поздравляю, список треугольником уже подписан и отправлен. Пляши.
— Владимир Васильевич, дорогой!
— Только, Санчик, здесь есть одна деталь. Ты просил «Запорожец», но этой машины в этом году нет и, может быть, даже на следующий год не будет. Поэтому и решили мы тебе дать то, что было: «Жигули», пятую модель. А «Запорожец» что? Консервная банка, даже мотор не как у всех, а сзади. Рад?
— Очень, Владимир Васильевич, — от волнения Саша полез к начальству с протянутой рукой. — Большое спасибо, большое спасибо. — Он совсем от переживаний замешкался. — За бутылкой-то бежать, я мигом?
— Ты что, Санчик, сдурел? Дай вам только воли, — журил грубовато Владимир Васильевич Сашу, одновременно подталкивая его к двери, — только бы и праздновали. — Давай вали на рабочее место. От радости только ошибок в расчетах не наделай.
Выйдя из кабинетика Владимира Васильевича, Саша сразу же достал пачку «Астры» и, отойдя в глубь коридора, к окну, закурил. За пыльным стеклом на пристальном солнце раннего лета лежала раскаленная добела улица. Разомлевшие до беспамятства шаркали сандалетами и босоножками прохожие. У гастронома выстраивалась очередь за пивом. На углу разварная от перекорма молодайка шуровала с кружками возле бочки с надписью «Квас». Саша неподробно, сквозь затуманенное внезапным известием сознание, посмотрел на эту картину, сделал пару затяжек, загасил о каблук сигарету, по привычке — на стройке всегда много легковоспламеняющегося материала, поплевал на окурок, бросил его за батарею, потому что в коридоре висела надпись «Не курить» и пепельницы не было, и пошел звонить жене.
Из своей комнаты Саша звонить Нонне не хотел. Машина вещь деликатная и требует некоторой, хотя бы из суеверия, конспирации, поэтому нацелился он на приемную. К счастью, начальника СМУ не было, а секретарша, пользуясь его отсутствием, видимо, с подачи русоголовой Юлечки, улизнула за сосисками. Саша бочком подошел к телефону, будто зашел случайно, а звонить начал от скуки, чтобы техника не простаивала, так, ничего не значащий разговор, и набрал номер.
— Это ты, Саша? — Нонна всегда, как она говорила, по звуку телефонного звонка могла определить звонок мужа, еще не слыша его голоса. И никогда не ошибалась. Саша еще допытывался:
— Это я. Слушай, — сказал Саша с тайной гордостью, что его так ценят на производстве и даже выделили машину, но сказал как о чем-то само собой разумеющемся, обыденном, — мне машину дают.
— Правда?! — обрадовалась Нонна.
— Правда.
— А когда?
— Список уже ушел, значит, месяца через два пришлют открытку.
— Это хорошо, что не сразу, — сказала Нонна, — нам еще пятьсот рублей не хватает…
— Да только здесь история. — Саша и сам впервые начал осознавать возникающие сложности. С пылу с жару ему все казалось менее трудным. — Мне не «Запорожец» дают, а «Жигули», пятую модель.
Голос у Нонны сразу же стал встревоженным:
— А сколько «Жигули» стоят?
Саша, как и все потенциальные покупатели-автомобилисты, знал марки машин, их стоимость и технические данные досконально, поэтому ответил сразу, не задумываясь:
— Восемь триста.
— Рублей!
— А чего же еще?
— Ой! Что же мы теперь будем делать? — Нонна на другом конце провода сломалась под тяжестью этой неподъемной цифры.
— Я пока согласился, — спокойно, а у самого сердце дергалось предчувствием, что влезает он в сложную ситуацию, сказал Саша, — а дома помозгуем. Ты подумай, у кого можно занять на большой срок. Я тоже подумаю. Хорошо?
— Хорошо. Саш, — Нонна переключилась с возвышенного на повседневное, — ты мимо молочной пойдешь, загляни. Если есть яйца по девяносто копеек, возьми два десятка. По рубль тридцать не покупай. Ты меня понял?
— Понял, понял. Все?
— Все, Саша.
От радости, гордости за мужа Нонна была сама не своя. Она чуть не ошиблась, заполняя бланк на прописку одного шестнадцатилетнего паренька. «Откуда же мы деньги будем доставать?» Но справилась с волнением, все аккуратно сделала, отпустила мальчишечку и, привстав возле окошка, на котором с другой стороны было написано «Паспортистка», сказала: «Следующий». Но следующего не было. Жара изморила всех, заставив даже забыть О неотложных делах. Нонна подивилась такому стечению обстоятельств, высунувшись в окошечко, удостоверилась, что больше никого нет, закрыла фанерную ставеньку на задвижку, потом на два оборота замкнула оба сейфа и побежала в бухгалтерию к своей еще деревенской подруге Зинаиде поделиться радостью.
Ворвавшись в бухгалтерию, Нонна заробела, увидев на месте главбуха, который строго надзирал за двумя своими девицами-счетоводами, и от двери негромко сказала:
— Зин, выйди на минуточку.
Зина, невысокая, коренастая девушка, одетая в импорт, довольно коряво сидящий на ее просторной фигуре, с большой готовностью сразу вскочила из-за стола, предварительно посмотревшись в зеркальце, которое постоянно было приставлено у нее к откидному календарю — в коридоре, куда звала поговорить Нонна, были возможны всякие интригующие встречи, а Зинаида по городской моде уже приучила себя ко всему, — и под укоризненным взглядом педанта Ковалева, вызывающе стуча сабо и сверкая ярко-розовыми мясистыми пятками, пошла через комнату к двери.
— Ну, чего тебе? — спросила Зинаида, когда подруги уединились на скамеечке, поставленной в коридоре для посетителей.
— Саша звонил. Ему машину дают.
— Машина — это престижно. Вы же давно машину хотели.
Нонну всегда удивляло, как быстро ее подруга приспособилась к городу. Будто век здесь жила, а не на глазах у Нонны устраивалась в свое время работать дворником в ЖЭКе: вот уже и прописку постоянную получила, и комнату имеет, и курсы счетоводов закончила, и по внешнему виду и разговору какая-нибудь артистка или преподавательница иностранного языка. Замуж бы ее только пристроить, а то мыкается, трется девка с разными искателями приключений.