Мемуары

Маннергейм Карл Густав Эмиль

Эти события породили в Финляндии серьёзное и подавленное настроение. В начале ноября социал-демократическая партия выступила с новым заявлением, где не только подчёркивали право Финляндии по своему усмотрению выйти из войны, но и отмечали, что этот шаг следует предпринять без задержки. Народ желает мира, говорилось в заявлении, но такого мира, который гарантировал бы нашей стране независимость и свободу.

В середине ноября вопрос о мире снова встал на повестку дня. Секретарь шведского министерства иностранных дел Бухеман информировал на одной из встреч госпожу Коллонтай, что, согласно полученным сведениям, Финляндия желает заключения мира. 20 ноября госпожа Коллонтай попросила Бухемана довести до сведения финского правительства, что оно может направить в Москву делегацию.

Правительство приступило к изучению этого предложения, а шведы со своей стороны дали понять, что готовы оказать Финляндии помощь продуктами питания в том случае, если попытки установить контакты с целью заключения мира приведут к прекращению импорта из Германии. В ответе финского правительства на предложение русских отмечалось, что мы готовы вести переговоры о мире, но не можем передавать города и иные жизненно важные для нас территории. Помимо этого, правительство просило разъяснить позицию советского правительства относительно других вопросов, связанных с заключением мира, пояснив одновременно, чтобы они не стали затруднять ход переговоров. Когда ответ передали госпоже Коллонтай, она заметила: желательно было бы сообщить, что отправным пунктом для начала переговоров будет граница 1940 года.

В эти дни министр иностранных дел Германии Риббентроп снова поднял вопрос о признании правительства Муссолини. Но и этого оказалось недостаточно: в начале декабря министерство на Вильгельмштрассе передало послу Финляндии памятную записку, где критиковалась внешняя политика правительства Финляндии со ссылкой на слухи о его стремлении заключить сепаратный мир.

На 1943-й, третий год войны, который шёл уже к концу, наложили отпечаток огромные неудачи, испытанные немцами, относительно устойчивое спокойствие на наших фронтах, возрастающее охлаждение германо-финляндских отношений, а также охватывающая все более широкие круги общества тоска по миру.

По мере ослабления позиций Германии и роста опасности наступления русских необходимо было укреплять наши оборонительные линии и создавать новые. 18 ноября я принял решение о строительстве на Карельском перешейке так называемой линии ВКТ (линии Выборг-Купарсаари-Тайпале), а также линии У (линии Ууксу), проходящей восточнее Сортавалы. Подготовительную рекогносцировку выполнили быстро, и уже через несколько недель направления новых линий были утверждены, после чего войска без промедления приступили к сооружению укреплений. Одновременно мы утвердили и план эвакуации из долины реки Вуокси.

События завершившегося года не порождали надежду, и новый, 1944 год начался под знаком ещё более серьёзных дел. В январе русские начали наступление южнее Ленинграда и почти каждый день захватывали все большие территории. Прошло немного времени, и они установили связь с войсками, находившимися на ораниенбаумском плацдарме, а затем 3 февраля вышли к устью реки Нарвы, а спустя несколько дней — и к Чудскому озеру.

В связи с продвижением русских увеличилась опасность наступления на Карельском перешейке, где наш фронт нуждался в подкреплениях. По этой причине бронетанковая дивизия была переброшена из Петрозаводска на Перешеек, где, ожидая дальнейших распоряжений, она расположилась восточнее Выборга в качестве усиления войск, занятых на строительстве укреплений. Благодаря её манёвренности эту дивизию можно было перебросить отсюда на линию обороны за несколько часов.

Получив согласие генерала Дитля взять на себя ответственность за оборону полосы в районе Ухты, мы смогли перебросить и третью дивизию на Карельский перешеек, а находившиеся там войска объединить в два армейских корпуса, которые были подчинены мне лично: 4-й армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Лаатикайнена — на западном участке перешейка и 3-й армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Сииласвуо — на востоке Карельского перешейка. Все силы, дислоцировавшиеся на перешейке, были использованы для строительства укреплений на передних линиях обороны — линии ВТ (Ваммелсуу-Тайпале) и линии ВКТ (Выборг-Купарсаари-Тайпале).

На пороге февраля месяца я по приглашению президента Рюти выехал в Хельсинки. Временный поверенный

в делах США 30 января вручил правительству ноту, где нам рекомендовали сделать первый шаг для достижения взаимопонимания с Москвой. Президент попросил меня кратко сообщить ему моё мнение о сложившейся общей ситуации. Я сказал, что немцы явно проигрывают войну и что, если противник сосредоточит достаточные силы для прорыва нашей обороны, то он, конечно, добьётся своего. Президент заявил, что придерживается того же мнения. Мы обсудили положение, в котором оказалась бы наша страна, если бы контакты, направленные на заключение мира, привели нас к разрыву отношений с Германией, а может быть, и к военному конфликту с немцами, после чего президент спросил меня, верю ли я в то, что офицерский корпус в любых условиях будет подчиняться приказам и бороться, какой бы противник не оказался перед нами. Я ответил, что уверен в этом.

После продолжительных и основательных переговоров правительство послало государственного советника Паасикиви в Стокгольм узнать у госпожи Коллонтай, каковы намерения советского правительства. 23 февраля Паасикиви вернулся. Спустя три дня я принял участие в совещании у президента, на котором обсуждали предпосылки заключения мира, переданные советским послом. Тяжело было соглашаться с требованием, что исходной точкой переговоров должна стать граница 1940 года, но на этот раз не территориальные требования были серьёзными препятствиями, стоящими на пути к заключению договора. Труднейшим, по моему мнению, даже почти невыполнимым было требование интернирования немецких войск, находящихся на севере страны. Если принять во внимание силовые резервы немецких войск в Северной Финляндии и в прибалтийских странах, а также то обстоятельство, что наших войск должно быть в достатке и на сосредоточение против немцев, и для борьбы на восточном фронте, то эта задача была нам не по силам.

В тот же вечер ко мне в штабной поезд должны были прибыть государственный советник Паасикиви и министр Рамзай. День ещё не успел завершиться, как Хельсинки стал объектом воздушного нападения, в связи с чем мои гости не смогли приехать на ужин. Поэтому я только на следующий день смог выслушать детальный рассказ Паасикиви о переговорах в Стокгольме. Воздушный налёт на столицу был самым жестоким из всех, какие были до сих пор. Это была третья крупная бомбардировка в феврале месяце. Активной воздушной деятельностью русские, видимо, стремились подавить нашу волю к сопротивлению и придать требованиям советского правительства большую убедительность.

После того как в последующие дни правительство посоветовалось с парламентом, который единодушно поддержал точку зрения правительства, через Стокгольм был отправлен отрицательный ответ. Однако министр иностранных дел Швеции Гюнтер заметил, что текст ответа следовало бы пересмотреть. В это же время наш премьер министр Линкомиес сообщил мне, что шведский король обратился к правительству Финляндии, а через него и ко мне лично, с посланием, в котором он выразил пожелание, чтобы мы начали переговоры с русскими. Именно это обращение и имело в виду правительство, когда 15 марта сообщило о послании, полученном от «авторитетного шведского источника».

Прежде чем была выработана окончательная точка зрения относительно требований русских, из Стокгольма сообщили, что эти требования следует рассматривать как минимальные и что правительство Финляндии обязано определить своё отношение к ним до 18 марта. Сославшись на ноту от 13 марта, временный поверенный в делах США Мак-Клинток снова напомнил о рекомендациях его правительства. В тот же день на пресс-конференции государственный секретарь Корделл Халл счёл нужным высказать пожелание Соединённых Штатов, чтобы Финляндия вышла из войны. Наконец, сам президент Рузвельт 16 марта выразил такое же пожелание. На следующий день правительство Финляндии обратилось через Стокгольм к советскому правительству и запросило более детальные сведения о минимальных условиях. 20 марта Москва прислала соответствующее приглашение, и 25 марта государственный советник Паасикиви и министр иностранных дел Энкелль, уполномоченные правительством, выехали в российскую столицу.