Мемуары
Шрифт:
Просьба пришлась не по душе королю, поскольку это были не его сторонники и служили они не ему, а его брату монсеньору Карлу, а потому он не склонен был распространять на них условия договора. Он ответил, что согласен, но при условии, что герцог сделает такую же уступку в пользу монсеньоров де Невера и де Круа. Ответ был мудрым, ибо герцог сразу же умолк. Он настолько ненавидел этих людей и так много у них отнял, что никогда бы не дал на это согласия. Что касается других пунктов, то король сказал, что ничего не желает изменять и подтверждает все, в чем поклялся в Перонне.
Таким образом, разрешение на отъезд было получено, герцог отпустил короля и примерно пол-лье сопровождал его. При расставании король спросил: «А если вдруг мой брат, который сейчас в Бретани, будет недоволен уделом, который я
Герцог остался в городе. Он поистине жестоко обошелся с его жителями в наказание за насилия, учиненные ими над герцогскими подданными, и за то, что со времен его деда они никогда не соблюдали данных обещаний и заключенных соглашений. Шел уже пятый год, с тех пор как герцог впервые лично посетил город и заключил с его жителями мирное соглашение, которое они ежегодно нарушали. В течение многих лет они были также отлучены от церкви из-за того, что яростно враждовали со своим епископом, но на все распоряжения церкви по этому поводу они всегда отвечали дерзостью и неповиновением.
Как только король уехал, герцог решил отправиться с небольшой группой людей во Франшимон, высокогорный лесной район чуть дальше Льежа. Оттуда родом были лучшие льежские воины, и именно они совершили те вылазки, о которых я выше рассказал. Накануне его отъезда утопили большое число несчастных горожан, схваченных в домах, где они прятались во время штурма. Кроме того, было решено сжечь этот густонаселенный город, запалив его с трех концов. Для этого, а также чтобы уберечь от огня церкви, выделили три или четыре тысячи пехотинцев из жителей области Лимбург, которые были соседями льежцев, говорили на том же наречии и имели почти такие же обычаи.
В первую очередь был разрушен большой мост через Мезу,. а затем было приказано взять под охрану дома каноников вблизи собора, дабы тем было где жить и отправлять службу. Такой же приказ был отдан в отношении других церквей. Сделав это, герцог выехал во Франшимон. Едва он оказался за городом, как запылали дома на том берегу реки, где он, проехав четыре лье, стал лагерем. Ужас охватывал, когда ночью доносился шум обваливавшихся и рушившихся домов; на расстоянии четырех лье все слышно было так, будто мы находились в самом городе. Не знаю, то ли ветер способствовал этому, то ли наше местоположение у реки. [112]
112
Стоит обратить внимание на то, что на Коммина наиболее сильное впечатление произвел далеко разносившийся шум рушившихся домов, а не зарево пожарища. Не является ли это лишним свидетельством в пользу того, что в средние века в чувственном восприятии слух играл гораздо большую роль, нежели зрение?
На следующий день герцог тронулся дальше, а оставшиеся в городе продолжали его разрушать, как им и было приказано; сохранены были только все или почти все церкви и более 300 домов церковнослужителей. Благодаря этому город быстро вновь заселился – народ вернулся к своим пастырям.
Из-за сильных холодов и морозов большая часть людей герцога вынуждена была продвигаться во Франшимон пешком [113] . В этой земле – одни деревни, а укрепленных городов нет. Герцог провел пять или шесть дней в небольшой долине, в деревне Поллер. Армию он разделил на две части, чтобы быстрее опустошить страну, и приказал сжечь все дома и разрушить все имевшиеся в области кузницы, благодаря которым жители и добывали главным образом средства к существованию. Людей преследовали по густым лесам, где они попрятались со своим имуществом, многих убили или взяли в плен, так что добыча кавалеристов была богатой.
113
Экспедиция
Мороз творил невероятные вещи. Я видел одного дворянина с отмерзшей ногой, которой он уже не владел, и одного пажа, у которого отвалились два пальца на руке. Видел я там и замерзшую женщину с новорожденным младенцем. В течение трех дней вино, которое в войске герцога раздавали всем желающим, рубили топором, ибо оно замерзло в бочках, и этот лед, расколотый на куски, люди уносили в шапках или корзинках, как им было угодно. Я рассказал бы и о многих других удивительных вещах, но долго писать. Голод вынудил нас через восемь дней поспешно бежать оттуда. Герцог отправился в Намюр, а затем в Брабант, где его хорошо приняли.
Глава XV
Король, расставшись с герцогом, с радостью вернулся в королевство, но пока не стал ничего предпринимать против герцога в отместку за его обращение с ним в Перонне и Льеже; кажется, он терпеливо выжидал момента. Однако позднее, хоть и не очень скоро, между ними вспыхнула большая война, причиной чего было отнюдь не то, о чем я выше сказал (хотя это и могло способствовать ее началу), поскольку заключенный мир почти полностью повторил условия мира, подписанного королем в Париже. Но герцог Бургундский по совету приближенных пожелал расширить границы своих владений, а затем в ход были пущены кое-какие уловки, чтобы рассорить его с королем, и об этом я еще расскажу.
Монсеньор Карл Французский, единственный брат короля, бывший ранее герцогом Нормандским, получив известие о договоре, заключенном в Перонне, и об уделе, который он должен был получить, сразу же стал умолять короля, дабы тот соблаговолил выполнить договор и передать ему обещанные земли. Король направил к нему своих людей для переговоров, и началось хождение послов туда и обратно. Герцог Бургундский также отправил послов к монсеньору Карлу, чтобы они убедили его не принимать никакого другого удела, кроме Шампани и Бри, выделенного ему его стараниями, и чтобы дали ему понять, какую любовь герцог проявил к нему в та время, когда был им покинут, ибо герцог не пожелал следовать его примеру и даже распространил мирный договор на герцога Бретонского как на своего союзника [114] . Помимо того, он велел объяснить ему, что расположение Шампани и Бри выгодно им обоим и что если король вдруг нападет на него, то на следующий же день он получит помощь из Бургундии, так как она лежит по соседству, и что этот удел принесет ему большие доходы, поскольку там взимается талья и эд, [115] а король никаких прав не имеет, кроме сюзеренитета и права апелляционного суда. Но монсеньор Карл, хотя ему было 25 лет или более [116] , самостоятельно ничего или почти ничего не предпринимал, во всех делах им руководили и направляли его другие люди.
114
Герцог Бургундский напоминал Карлу Французскому о сепаратном мире, который тот заключил с королем.
115
Талья – прямой поземельный налог; эд («помощи») – в XVb. косвенный налог, преимущественно на вино и напитки.
116
Карл Французский родился в 1446 г., так что во время этих событий ему было менее 22 лет.
Так прошла зима (король уехал от нас, когда она была уже ь разгаре), а переговоры по поводу этого удела все еще продолжались, поскольку король ни за что не соглашался отдать обещанные земли, не желая, чтобы его брат и герцог оказались столь близкими соседями, и уговаривал брата взять Гиень с Аа-Рошелью, что составляло почти всю Аквитанию. Этот удел стоил несравненно больше, чем Бри с Шампанью. Но монсеньор Карл боялся не угодить герцогу Бургундскому и того, что если он примет предложение короля, а тот не сдержит своего слова, то он потеряет и друга, и удел и окажется ни с чем.