Мендель

Володин Борис Генрихович

Но светило, чье мнение он ценил еще a priori, этого не преддожило. Наоборот, Нэгели сказал, что нужно все повторить, дабы снова убедиться в реальности установленного.

Что мог возразить против этого Мендель, превыше всего ценивший в работе точность?… Тем более что Нэгели пообещал собственноручно поставить параллельно с ним контрольные эксперименты?…

Но, как всякий человек, которому своя идея дороже чужих фактов. Нэгели, хоть он и обещал это Менделю, все-таки не удосужился поставить их в должном объеме, чтобы получить реальную возможность убедиться в правильности выводов, расходившихся с его представлениями.

Он лишь распорядился высеять присланные семена нескольких вариантов гибридов, убедился, что они действительно несут признаки, закодированные

Менделем индексами АВ, аВ и АЬ и так далее, и счел данное дело оконченным. Сомнений в чистоте менделевских опытов у него не было.

Серьезного отношения к сформулированным законам не было тоже, ибо Нэгели знал, что у излюбленной им ястребинки процесс передачи признаков выглядит по-другому.

И он предложил Менделю практически невыполнимую задачу, которую можно сформулировать примерно так: если вам удастся заставить гибриды ястребинки вести себя точно так же, как в ваших прежних опытах вели себя гибриды гороха, я поверю в справедливость сделанных выводов…

Это было очень заманчивым обещанием. Как же! Получить такого союзника! И всего лишь ценой работы по гибридизации ястребинок, которых сам господин профессор Нэгели согласен присылать из Мюнхена, из своей замечательной коллекции растений.

Эту приманку супплент Мендель схватил так, как хватает крючок окунь.

И началась фантасмагория.

Прежде чем ставить опыты на ястребинке, работая с львиным зевом и фуксией, с тыквой и кукурузой, с терновником и колокольчиками, Мендель видел, как проявляются те же самые закономерности, что были выведены в опытах по скрещиванию гороха. Правда, на других объектах результаты получались не столь однозначными: не все «вспомогательные средства были пригодными». Он убедился, «что нелегко найти растения, которые пригодны для обширного ряда опытов» и что «в неблагоприятном случае могут пройти годы без достижения желаемого результата».

Теперь же объект ему был навязан, и заведомо неблагоприятный. На ястребинке не получалось ничего. И Нэгели заранее знал, что ничего похожего на результаты прежних опытов получиться с ястребинкой не может. Увидев менделевское трудолюбие, он просто решил использовать его в качестве рабочей силы, в качестве помощника в деле, которое было интересно ему. На дело Менделя профессору было наплевать.

Три года занимался ястребинками Мендель, и в каждом письме мюнхенского светила он получал длинный перечень дружелюбнейших замечаний и наставлений, ибо уж ходом этого дела Нэгели был заинтересован в самой высокой степени. Но в письмах не было как раз того драгоценного указания, той ариадниной ниточки, которая могла бы помочь удачно выбраться из лабиринта наблюдений. Наоборот, в них звучало даже удовлетворение оттого, что заранее существовавшее мнение подтверждается.

Время от времени из Мюнхена приходили посылки с новыми и новыми формами, которые Нэгели рекомендовал для новых серий опытов.

Тщательно оперируя крохотные цветы ястребинки, удаляя пыльники, нанося пыльцу, взятую от растения другого подвида, Мендель столь перенапрягал свои близорукие глаза, что дело кончилось болезнью, из-за которой в конце концов он эти опыты бросил.

Впрочем, в болезни ли было дело!…

Опыты по скрещиванию ястребинок были бессмысленны. Три года работы показали это ясно. Но объяснить причину не могли тогда ни Нэгели, ни Мендель, ни кто другой еще.

Чтоб узнать ее — причину странного поведения ястребинок, — нужно было всего-навсего сделать еще одно открытие в биологии! Да! Да! Нужно было открыть, что у ястребинок и у некоторых других растений — у одуванчика, например — размножение происходит неполовым путем и при этом образуются семена, то есть внешне весь процесс выглядит так, как будто растение размножается половым путем.

Сколько бы еще ни скрещивал он ястребинки, и добытые им самим и присланные ему Нэгели, скрещивания не происходило. Пыльца не прорастала сквозь трубки крохотных пестиков. Потому-то не было ни однообразия в первом поколении, ни расщепления признаков во втором.

Мендель мог ставить новые опыты на тысячах других объектов, он

мог ставить их на животных (и ставил, пока церковное начальство не потребовало, чтоб он убрал из своей кельи белых и серых мышей). Он мог — ведь смогли это сделать его последователи — на людях наблюдать за действием открытых им законов! Но он взялся за ястребинку, а она оказалась исключением из правила! [63]

Было от чего впасть в отчаяние. Прежде казалось, что он овладел законом природы. Все было ясно прежде, и вдруг его руки утратили свою волю и ловкость… Один из генетиков сказал как-то, что ощущение Менделя должно было быть похоже на ощущение скрипача, которому отрубили пальцы.

[63]Кстати, именно эта неудача Менделя после того, как его работы стали известны, послужила толчком к открытию в 1903 году бесполо-семенного размножения у ястребиной и некоторых других растений.

Карл Корренс так писал об этом:

«Мендель в своих опытах с растительными гибридами дал нам в руки орудие, которое мы можем сравнить с рычагом Архимеда; к сожалению, он не мог решать свою проблему с бесстрастным спокойствием великих предков».

Да, чего-чего, а эллинского бесстрастия Менделю не хватало. Но он был беспредельно честен, и в 1869-м сделал брюннским коллегам доклад об опытах с гибридами ястребинки и признал в нем, что наткнулся на существенное отличие в результатах и что не может объяснить процесса, обусловливающего образование новых форм у растений этого вида.

…Он сделал еще одну попытку убедить Нагели в своей правоте. Это было в одном из последних писем, написанных мюнхенской звезде:

«В прошлом году из-за болезни глаз я не мог приступить к другим опытам по гибридизации. Только один эксперимент казался мне настолько важным, что я не решился отложить его на более поздний срок. Это касается мнения Нодена и Дарвина о том, что для удовлетворительного оплодотворения яйцеклетки недостаточно одного пыльцевого зерна. В качестве подопытного растения я взял, как и Ноден, Mirabilis Jalappa [64] , однако результат моего опыта оказался совершенно иным. Из опыления одним-единственным пыльцевым зерном я получил 18 хорошо развитых семян и от них столько же растений, десять из которых уже зацвели. Большинство этих растений развилось так же пышно, как и растения, произошедшие от самоопыления. Всего несколько экземпляров до сих пор слегка отстают в росте, однако после того успеха, который был проявлен остальными, причину следует искать лишь в том, что не все пыльцевые зерна обладают одинаковой способностью к оплодотворению и что, помимо этого, в опытах, о которых идет речь, исключено участие других пыльцевых зерен [65] . Следует предположить, что при большой конкуренции только сильнейшему удастся осуществить оплодотворение».

[64]Ночная красавица.

[65]Разрядка моя. — Б. В.

Это было сказано где-то в середине письма, между детальным отчетом о поведении ястребинок и рассуждениями о том, что мысли Дарвина, высказанные им в книге «Изменение животных и растений под влиянием одомашнивания» по поводу гибридов, по мнению Менделя, вполне справедливы.

Это было сказано как бы «между прочим».

Мендель, может быть, понял, что светило упорно смотрит на него лишь сверху вниз. И стоит ему — теперь даже не учителю, пусть скромному, но все же профессионалу в биологии, а аббату, из любви к искусству не расстающемуся со своими цветочками, — произнести «я открыл», это вызовет лишь очередную снисходительную улыбку.