Меншиков
Шрифт:
Благодаря хлопотам светлейшего были повышены в чине денщики Терентий Давыдов и Глеб Веревкин. Первый «за многие ево службы и болезни» пожалован в апреле 1721 года прапорщиком, а второй «ради заключения мира» в сентябре того же года произведен в подпоручики.
Проявил он заботу и о драгунах, служивших в «домашнем шквадроне», обеспечивавшем его безопасность во дворце, а также сопровождавшем его в поездах. В 1724–1725 годах драгуны обратились к князю с челобитными: «За старостьми и за болезньми полевой и гварнизонной службы снести не можем». Другие писали о своих недугах. «Капрал Роман Лорионов имеет у себя в голове и в костях лом и великую глухоту». Драгун Федот Букреев «за старостию имеет в костях лом и животом скорбен, ногами дряхл» и так далее. Все они просили: «От полевой и гварнизонной службы отставить вовсе и отпустить в домишки наши» или «отпустить в домы своя», либо, наконец,
В воле князя было отказать в просьбе. Меншиков отправил их челобитные в Военную коллегию с просьбой «учинить разсмотрение». [247]
Помог он своим покровительством и генерал-адъютанту Полянскому. Тот владел вотчинами в Казанской губернии и оказался жертвой произвола саранского подьячего Петра Окоемова. Полянский в 1719 году пожаловался князю «во учиненных ему и пребывающим ево людям и крестьяном в деревнях ево» обидах. Меншиков не остался безразличным к этой жалобе и охотно согласился «предстательствовать» перед казанским губернатором Петром Салтыковым, чтобы тот лишил Окоемова права вмешиваться в дела вотчины Полянского и его «ни в чем не ведал».
247
Там же, д. 162, л. 335, 336, 405; д. 196, л. 73, 79, 119, 121.
В июне 1721 года денщик Бакшеев был отпущен для какихто приватных дел в Карачевский уезд. Поехал он туда не с пустыми руками, а с подписанным Меншиковым посланием к председателю надворного суда Чирикову. Если, писал князь Чирикову, «у вас в надворном суде будет ему какая нужда, просим вас в ево правде по прошению ево не оставить». [248]
Все эти благодеяния князя не стоили ему ни копейки, за исключением затрат на бумагу, на которой излагалась суть «предстательства». Светлейший, общавшийся с людьми чиновными, не гнушался и услуг лиц, занимавших нижние ступени в чиновной иерархии, если их усердие в его пользу того заслуживало.
248
Там же, д. 131, л. 203; д. 162, л. 284.
Секретарь казанской губернской канцелярии, некий Гедеонов, человек, согласно отзыву о нем генерал-адъютанта Полянского, «беспоместной и небогатой», тем не менее охотно радел интересам Меншикова: «По моим (Полянского. – Н.П.) просьбам в вышеупомянутых вашей светлости делах явил многие услуги чрез свои труды». Александр Данилович, следуя совету Полянского, отплатил Гедеонову взаимной услугой – добился угодного тому решения Сената на поданную им челобитную. [249] Резолюции Сената мы не знаем, но зато нам известен характер светлейшего, вряд ли отказавшегося от совета своего генерал-адъютанта.
249
Там же, д. 855, л. 2.
Подобных поступков у князя было и еще немало, но мы опасаемся создать превратное представление о нем, если не опишем деяний совсем противоположного свойства. Властный и в высшей степени самолюбивый, он не терпел ни возражений, ни соперничества людей своего круга и, как увидим дальше, был неразборчив в средствах, если хотел стереть того, кто пытался ему перечить. Не терпел он неповиновения и «противностей» своих подчиненных.
Не меньше, чем самолюбием, светлейший был наделен высокомерием. Быть может, высокомерие на первых порах служило своего рода защитной маской при общении с «породными» людьми, в глубине презиравшими выскочку, которым он платил той же монетой. Но с таким же основанием истоки высокомерия следует искать в ненасытном честолюбии князя, безотказно потакаемом царем.
Он позволял себе очень многое – распоряжался именем царя, иногда и не ставя его об этом в известность. Никто из тех, кто попадал в немилость к князю, не мог рассчитывать ни на продвижение по службе, ни на пожалования, ни на награды. Примером тому может служить конфликт Меншикова с Гольцем.
Неприязненные отношения светлейшего с генерал-фельдмаршалом Гольцем, видимо, имели давнюю историю, но в 1709 году они достигли кульминации. Гнев Меншикова вызвала то ли нерасторопность Гольца, то ли преднамеренное нежелание выполнять распоряжение князя, выходившее, как показалось генералу, за пределы его служебных обязанностей, –
Каково же было удивление и негодование светлейшего, когда он узнал, что Гольц пренебрег его распоряжениями и не шевельнул даже пальцем, чтобы их выполнить. В итоге царевич и Дарья Михайловна едва не попали в неприятельские руки. [250]
Гольц осмелился еще раз ослушаться Меншикова: он не приехал по его вызову, сказавшись больным. Стерпеть подобное было выше сил Александра Даниловича, и Гольц оказался под следствием и судом. Он проиграл процесс: ему пришлось признать себя виновым в том, что царевич Алексей и княгиня Меншикова едва не оказались в плену, винился он и в презрении указов «командующего фельдмаршала» Меншикова. Меншиков сокрушал и не таких «сильных персон», в этом мы еще сможем убедиться.
250
Там же, д. 1170, л. 170, 173.
В истории с Гольцем Меншиков выглядит человеком, который не прощает неповиновения и пренебрежения к себе. Совершенно очевидно, что он добивался для Гольца самой суровой меры наказания. Царь не пошел на поводу у своего фаворита, он не хотел, чтобы за границей сложилось мнение о неуважительном отношении в России к иноземным специалистам.
Были и другие случаи, но с участием менее значительных лиц. В марте 1725 года Меншиков облагодетельствовал протоколиста Федора Зеленого, определив его секретарем Военной коллегии и надеясь, что «он, Зеленый, поступать будет по присяжной своей должности, как указы и регламенты повелевают». Зеленый, однако, разочаровал светлейшего; видимо, он не созрел для столь существенного повышения и не мог справиться с бременем власти, полагая, что за спиной такого могучего покровителя ему все дозволено. Он совершил, по словам Меншикова, «противность» при повышении обер-офицеров в чине, читай: вымогал взятки и не являлся на службу.
Вполне возможно, что все эти прегрешения князь и стерпел бы, ибо они были в порядке вещей, если бы Зеленый, надо полагать, под воздействием винных паров не распоясался настолько, что «в разных местах и дом мой поносил бесчестными и непристойными словами». Меншиков предложил Военной коллегии учинить над виновником «криксрехт». Приговор военного суда нам не известен, но судьбе Зеленого вряд ли можно позавидовать. [251]
Меншиков рассчитывал, что Зеленый, обязанный ему своей карьерой, станет верным и безропотным слугой, так сказать, домашним человеком в государственном учреждении, таким же, как Нестеров или Полянский, но ошибся и, убедившись в этом, расстался с ним без всякого сожаления. Но к столь крутым мерам он прибегал редко, ограничиваясь «отеческими» внушениями, если, конечно, провинившийся не позволял против него личных выпадов. Приведем случай с комиссаром Руниным, заведовавшим почтой в Нарве и по каким-то соображениям, а скорее всего по недосмотру или расхлябанности, осмелившимся задержать ревельские и нарвские письма, адресованные Меншикову. Поведение Рунина возбудило у князя нескрываемое раздражение, и каждая строка письма незадачливому комиссару дышала гневом: «Зело удивляюсь вашему безумию, что вы для своих безделиц посланным с нужными от нарвского коменданта господина Сухотина к нам письмами на почтовых станах ведения своего подвод не даете и пакетов принимать не велите, и прочие противности и непослушания чините, в чем на вас, как от него, коменданта, так и от иных многих персон многие приходят жалобы».
251
Там же, д. 210, л. 165, 166.
Это письмо Меншикова было отправлено 12 апреля 1718 года и, как следует из дальнейшего, ничуть не повлияло на Рунина. Две недели спустя князь отправил еще одно послание с более сильными выражениями. Распекал он комиссара так: «Мы надеялись, что по тому нашему предложению свою злополучную гордость и бездушные поступки уже весьма отложите», но оказалось, что вы «прежние свои злогордостные, паче ж бездельные, еще поступки продолжаете». Разгневанный губернатор и фельдмаршал мог бы отстранить зарвавшегося комиссара от должности, но ограничился лишь требованием прислать объяснительную записку.