Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы]
Шрифт:
«Хряк», выйдя первым из машины и подойдя к корпусу, на котором мы работали, вдруг громко чертыхнулся. Когда мы подошли к нему, то поняли причину его неудовольствия. После ночного шторма подмыло открытый котлован одной из угловых «подушек» и он с одной стенки был засыпан галькой и песком. Ясно, что придётся «зачищать» котлован для предстоящего бетонирования. Бригадир обернулся ко мне:
— Ну, что, ты всё понял?
— Что тут не понять? — ответил я. — Дело не сложное, бери лопату и кидай. Только вот не совсем понятно, куда кидать: вверх или вниз? Тут глубина метра три будет. Я же не метатель груза в высоту.
— Ладно,
Бригадир сел в поджидавший его автобус и уехал.
Аргентинец отправился на крышу. Я привязал верёвкой к крюку подъемника бочку и в ней Хуан спустил меня в котлован. Ребята разошлись по своим рабочим местам.
К обеденному перерыву моя работа подходила к концу. По моим расчётам, оставалось совсем немного, и я решил не вылезать из котлована и зачистить оставшийся участок. Все остальные расположились отдыхать внутри здания, так как опять заморосил дождик. Спустился с крыши и «аргентинец». Работая, я не заметил, что загружаемая мною металлическая бочка осталась подвешенной невысоко над землей.
В какой–то момент я почему–то поднял глаза вверх и увидел, что на меня с крыши летит подъемник. Укрыться в яме было негде, бетонная опора не давала возможности развернуться. Я даже не присел, так как не успел испугаться. Всё произошло моментально, подъемник обрушился на котлован…
Но он упал так, что лег стрелой прямо на края ямы, которые его остановили.
Наступившая тишина казалась вечной. Потом я услышал, как подбежали ребята, но никто первым не мог произнести ни слова, так как не знали, что со мной. Первым голос пришлось подавать мне:
— Вы, …, — я не стеснялся в выражениях, — вытащите меня, в конце концов, из этой проклятой ямы?!
Они не сразу смогли сообразить, что надо делать, так как двигать подъемник вручную было опасно, меня могло засыпать галькой. В конце концов, догадались вытащить меня на веревке. Виноватого искать не пришлось, он был тут же. На аргентинца смотреть было тяжело.
Я постепенно приходил в себя, ещё до конца не осознав, что могло произойти.
— Ну, что теперь с нами сделает «Хряк»? — произнес кто–то.
«А что будет с ним, когда узнают в управлении о том, что произошло?» — подумал я.
Ясно, что скрыть от бригадира произошедшее было невозможно, так как подъемник по–прежнему лежал на краях котлована. Все понимали, что здесь ещё был один очень важный момент. Это случилось с «несовершеннолетним» и бригадир вполне мог быть подведён под определённую «статью» за грубое нарушение «техники безопасности». Для него это означало конец карьеры.
Все молча смотрели на меня. Я промолчал…
На попутной машине меня отправили домой. Домашним я ничего не сказал. Как объяснялись ребята с бригадиром, я так и не узнал, но произошедшее не имело никаких последствий. Только иногда я замечал на себе взгляд «Хряка» с некоторым удивлённым уважением…
Вскоре я уволился и через некоторое время надолго покинул Гурзуф. «Хряка» я больше никогда не встречал. Вероятно, он всё–таки уехал на какую–нибудь
Спасатель
Моя смена подходила к концу. День выдался нежаркий. Море слегка штормило. Народ с пляжа потихонечку стал собираться по домам. Я лежал в покачивающейся лодке и думал о том, что сегодня вечером у нас с Генкой прощальная встреча с нашими «чешками». Собственно, они были не «чешками», а словачками из Братиславы. Познакомился я с ними две недели назад, когда они подплыли к моей лодке с соседней зоны пляжа молодежного лагеря «Спутник», где они отдыхали. Две недели пролетели быстро. Мы с Генкой показали им все окрестности Гурзуфа. Больше всего их поразила встреча с Юрием Гагариным в парке Военного санатория. Прошло всего два месяца со дня его полета, но он приезжал в Гурзуф не первый раз и здесь к нему уже привыкли. А «посторонние», как правило, редко узнавали его, не связывая газетные портреты с молодым парнем, в спортивном костюме или гражданской одежде свободно разгуливавшим в кампании друзей по набережной или игравшим в волейбол на спортивной площадке санатория.
Генка был младшим братом моего школьного друга Вадима, который сейчас учился в Одесской мореходке. Вернувшись домой из Ленинграда после неудачной попытки поступления в «Макаровку» и, проработав полгода на стройке, я решил перед второй попыткой взятия Питера немножко «отдохнуть». На спасательной станции начальником работал отец моей одноклассницы и партнер моего отца по шахматам. Он охотно взял меня к себе. Команда подобралась прекрасная. Во главе ее стоял настоящий боцман — Петр Кузьмич, дед лет за пятьдесят, под командованием которого было четыре матроса–спасателя, два моториста катера и два водолаза. Самому старшему из команды было двадцать пять, самому младшему, то есть Генке, — шестнадцать.
До начала «купального сезона», до 15 мая, Кузьмич весь месяц гонял нас, матросов, как «салаг». Сначала мы зачистили и покрасили наши четыре «яла», что оказалось делом совсем нелегким. Затем начались тренировки «на воде». Мы выходили на веслах на «траверз» Артека или Ай — Даниля, и там далеко от берега сдавали «нормы» по плаванию на дистанцию, нырянию с маской, «поиску» на дне, транспортировке «утопленника» и пр. Экзамены принимал начальник станции с сопровождавшего катера, на котором, «на всякий случай», находились водолаз и наш врач–женщина. Заключительным экзаменом был многокилометровый поход на шлюпках в Никиту и обратно. Было трудно, но интересно…
Подняв голову из лодки и посмотрев на часы, висевшие на павильоне соседнего санаторского пляжа, я решил, что пора собираться «домой». Я увидел, как Генка, который дежурил на «ближнем» городском пляже, уже направился к станции. Мне же, поскольку мой пляж считался «диким», предстояло подойти к берегу и собрать оставленные у кромки воды деревянные «лежаки». Было ясно, что ночью будет небольшой шторм. Вытянув лодку на берег, я начал оттаскивать к опорной стене «лежаки». Людей на пляже уже почти не было. Это был тот самый «мертвый час», когда отдыхающие, намучившись весь день под палящим солнцем, отправлялись по «квартирам», чтобы отдохнуть и перекусить, прежде чем вечером вновь спуститься на гурзуфскую набережную.