Мент и бомжара (сборник)
Шрифт:
– Об этом, капитан, я завсегда думаю. Но дело в другом… Почему-то именно у красивых мам крадут девочек. Не замечал? А у дурнушек только кошельки пропадают. Да и те почему-то пустыми оказываются.
– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Зайцев.
– Жизнь, – рассудительно произнес бомжара и вскинул правую руку вверх и чуть в сторону – точь-в-точь, как это делали древнегреческие боги в моменты судьбоносных решений.
Элеонора Юрьевна Маласаева действительно оказалась женщиной красивой, с тонкими вскинутыми бровями и большими, горестными глазами. Правда, губы
Зайцева и бомжару Ваню она усадила в комнате за круглый стол, накрытый белой вязаной скатертью, сама села напротив и, сложив руки на столе, вопросительно уставилась на капитана.
– Есть что-нибудь новенькое? – спросила она и нервно закурила, щелкнув зажигалкой.
Зайцев, несколько смутившись под ее печально-пронзительным взглядом, пояснил, что, к сожалению, порадовать ничем пока не может. И попросил вкратце еще раз повторить рассказ о случившемся – для эксперта по похищению малолетних детей, – он кивнул в сторону бомжары, который, сложив руки на коленях, сидел молча, невозмутимо и как бы даже величественно.
– О, боже! – простонала женщина, воздев руки вверх. – Сколько же можно! Опять об одном и том же!
При этих словах бомжара чуть склонил голову к плечу, сочувствуя горю несчастной матери. С этого момента он смотрел на женщину не отрываясь.
– Я оставила Натали у подъезда на минуту, не больше!
– Натали – это дочь Элеоноры Юрьевны, – негромко пояснил Зайцев, наклонившись к бомжаре.
– Мне, дуре, показалось, что я оставила включенным утюг, – продолжала женщина. – Не ожидая лифта, рванула по лестнице вверх…
– На какой этаж? – успел вставить Ваня.
– Что? Ах, да… Третий. Третий этаж.
– С утюгом все было в порядке?
– Да. С утюгом все было в порядке. Стоял там, где ему было положено, холодный, как… Как холодильник. Но когда я снова спустилась вниз, Натали у крыльца не было. Я по всем подъездам, я на улицу, я по двору…
– А коляска?
– Что коляска?
– Тоже пропала?
– Нет, – ответила женщина с некоторой заминкой. – Коляску не тронули… Так у подъезда и стояла… Пустая…
– Вы и раньше оставляли дочь без присмотра?
– Случалось… Двор у нас тихий, на скамейках у подъездов всегда кто-то сидит… Старушки, старички, молодежь с пивом… А на этот раз, как нарочно – ни души! Представляете – ни души! Как сквозь землю! – Женщина с силой раздавила окурок в блюдце, которое служило ей пепельницей. И тут же опять закурила.
– Через двор машины проезжают?
– А знаете – да! – воскликнула женщина, будто даже с облегчением – наконец нашлось какое-то объяснение происшедшему. – Кто-то на такси приезжает, кто-то уезжает, у многих в доме свои машины… Когда пробки на улице, некоторые шустряки пытаются через наш двор проскочить…
– Ну конечно…
– Что конечно? – нервно уточнила Маласаева.
– Не в каждую машину коляску запихнешь… Да и хлопотно… Да и время… Следы опять же, да, капитан?
– Полностью с тобой согласен, – поспешно согласился Зайцев, совершенно
– Я подышу, – сказал бомжара и, поднявшись, направился к балконной двери. Откинув шпингалеты, он вышел на балкон и прикрыл за собой дверь.
– Чего это он? – удивилась женщина.
– Покурить вышел, – пояснил Зайцев, сам озадаченный странным поведением бомжары.
– Курил бы здесь! Я же курю!
– Стесняется. И потом, знаете, есть такое заболевание… Непоседливость. Психиатры знают, у них даже какие-то таблетки имеются… Циклодол называется. Ничего, пусть подышит.
– Пусть! – Элеонора Юрьевна передернула плечами. – Если это ему помогает!
А бомжара тем временем обнаружил на балконе какую-то табуретку, присел на нее, втиснувшись в свободный угол, закурил, осмотрелся. Обычный балкон, который постепенно, с годами превращался в мусорный ящик. Сюда сваливали ненужные уже вещи, которые тем не менее выбросить было жалко, или же попросту руки не доходили. Дырявая кастрюля, надколотая ваза, сломанный термос… Над головой у бомжары оказалась протянутая веревка и на ней сохли развешанные детские одежки, неожиданно оказавшиеся ненужными. Бомжара поднялся, вздохнул сочувственно, понимая чужое горе, провел рукой по маечкам-трусикам и вернулся в комнату.
– А когда у вас случилось это несчастье? – спросил Ваня, усевшись на свое место.
– Сегодня третий день, – ответил Зайцев. – Ты вот отлучился, а Элеонора Юрьевна не успела сказать главного… Звонки идут… Похитители грозят вернуть ребенка по частям…
– По частям – это как? – не понял Ваня.
– Сначала одну ножку, потом другую… Потом сжалятся и головку подбросят в мусорный ящик… Теперь понятно? – Женщина не мигая уставилась на Ваню.
– Какой кошмар! – ужаснулся бомжара. – Я даже не представлял, что так может быть… А чего они хотят?
– Денег.
– Много? – спросил Ваня как-то без выражения, будто только сумма имела для него значение.
– Сто тысяч, – ответила женщина, раздавливая очередную сигарету в блюдце. – Долларов. Вы меня услышали? Долларов!
– Услышал, – кивнул Ваня. – А у вас есть эти деньги?
– Ха! – ответила женщина.
– Понял, – опять кивнул Ваня. – Скажите… А девочка… Как бы это сказать… Здоровенькая?
– Не поняла?
– Ну… Может быть, ей требуется какое-то особое питание, уход, лекарства… Что-то ей нельзя ни в коем случае, а без чего-то она обойтись не может… Так бывает, – извиняющимся тоном пояснил Ваня. – А похитители всего этого не знают…
– Да нет… – Женщина, казалось, впервые за все время разговора была несколько смущена. – Вроде в порядке Натали… Обычное питание двухлетнего ребенка.
В это время приоткрылась дверь в соседнюю комнату и на пороге возникла пожилая женщина в цветастом, байковом халате.
– Ну что ты говоришь, Эля! Как ты можешь так говорить! Ведь ей совершенно нельзя клубники! Помнишь, ее всю обсыпало от двух-трех ягод! А шоколад! Наташеньке близко нельзя подходить к шоколадным конфетам!
– Не думаю, чтобы похитители баловали ее шоколадными конфетами! – резковато ответила Элеонора Юрьевна.