Мент. Инспектор угрозыска
Шрифт:
Ему тоже не нравилось, как и любому нормальному сыщику, брать преступников а потом видеть их снова на улице, выпущенных в рамках очередного помилования. Большинство уголовников возвращалось к прежнему ремеслу, и начиналась очередная эпопея с поимкой, судом и прочими процессуальными моментами.
— Но адресок-то её у тебя записан? — предположил я.
— Зачем записывать — я его наизусть знаю, — снова продемонстрировал свои профессиональные качества Кириченко, а у меня возникло острое
Конечно, на месте Фёдорова я бы хрен отпустил такого ценного кадра. Рабочие лошадки нужны везде и всегда.
— Тогда чего сидим, кого ждём? — встал я, намекая, что пришла пора активно действовать.
Кириченко засмеялся.
— Пойдёмте, товарищ Быстров. За полчаса дотопаем. Правда, сомневаюсь, что найдём у неё курточку. Вещи у неё обычно не залёживались. Наверняка её уже перекупщику скинула.
Гражданку Матвеевскую мы нашли в маленькой, прокуренной комнатке в коммуналке на десять семей.
Она лежала на металлической кровати, рядом стояла табуретка со следами недавнего пиршества: наполовину пустой бутылкой самогона, кругом колбасы и буханкой хлеба.
— Так я и думал: куртку толкнула, на вырученные деньги купила выпивку и закуску, и тут же нажралась, — произнёс Кириченко.
Наше появление осталось для пьяной гражданки незамеченным. Чтобы её разбудить, пришлось взять Матвеевскую за плечи и хорошенько потрясти. Наконец, её глаза открылись. Она посмотрела на нас и хихикнула.
— Мальчики…
— Куртка где? — сразу перешёл к делу Кириченко.
— Куртка… Какая куртка?
— Которую ты у девочки возле школы выманила.
— Ах эта! — к моему удивлению Ольга даже не стала упираться. Не то хмель развязал ей язык. Не то особой вины за собой она не видела. — Так я продала её.
— Кому?
— Быку толкнула. Только этот гад скупой оказался. Дал половину того, что я просила.
Матвеевская икнула и снова закрыла глаза.
— Не спи! — Кириченко снова стал трясти её за плечи.
— Ну чего тебе, начальник?! — заплетающимся языком произнесла женщина. — Хочешь, чтобы дала тебе? Так денежку плати… Я забесплатно с мужиками не сплю.
— Тьфу ты! — сплюнул тот. — Сдалась ты мне, лахудра!
Он перевёл взгляд на меня.
— Ладно, товарищ Быстров: всё, что надо, от этой прошмандовки я узнал. Бык — торгаш рыночный, где он обитает, мне тоже известно. Правда, раньше на скупке краденным он мне не попадался, но, видать, и на старуху бывает проруха. Только сначала вызову наших — пусть Матвеевскую забирают. Засиделась дамочка на свободе…
Был глубокий вечер, когда мы снова оказались на улице. Фонари ещё не горели, их заменяли полоски света из окон.
Неподалёку
— Пир во время чумы! — скривился Кириченко.
— Думаешь?
— Уверен! Я ведь на фронте кровь проливал не ради того, чтобы вернулись прежние хозяйчики и снова жировали!
Тема НЭПа всё ещё оставалось болезненной для многих, я предусмотрительно не стал развивать её дальше.
Кириченко подвёл меня к одинокому деревянному дому, окружённому невысоким деревянным заборчиком.
Я опасливо покосился.
— Надеюсь, собачки нет?
— Собаку кормить нужно, а Бык — жадный, скорее повесится.
Он приподнялся на носках, зацепил с той стороны щеколду и, открыв калитку, шагнул внутрь. Я хотел последовать за ним, но Кириченко меня остановил.
— Лучше тут постойте, товарищ Быстров. Бык меня знает, а вас нет — может заупрямиться и в дом не впустить. Бегай тогда за ордером…
Я понимающе кивнул.
Кириченко поднялся по ступенькам крыльца и заколотил по двери.
— Гражданин Быков, откройте! Это милиция!
Тишину разрезал оглушительный выстрел. От двери полетели щепки, а Кириченко, схватившись за грудь, покачнулся и упал.
Глава 8
Времени на раздумья не оставалось. Будь со мной рота ОМОНа или хотя бы пара-тройка ребят, можно было бы обложить хату по всем правилам милицейской науки, а так… Кириченко дай бог если ранен, сколько народа сидит в доме — неизвестно, но бросать всё и с воплем нестись по улице за подмогой, тоже не вариант.
Надо было действовать. Глупо, опрометчиво, но действовать.
И в первую очередь позаботиться о товарище. Не зря ещё Суворов говорил: сам погибай, а товарища выручай, пусть я Кириченко видел впервые в жизни.
Я врезался телом в калитку. Не выдержав напора она сорвалась с петель и упала, а вместе с ней упал и я, но сделал это нарочно: если стрелок снова откроет огонь, надо оказаться в зоне недосягаемости. Перекатившись, оказался возле Кириченко, рывком дёрнул на себя и посмотрел на его лицо.
Глаза были широко открыты, в теле ещё теплилась жизнь.
— Только не умирай, братишка! — прошептал я ему.
Он открыл рот, силясь что-то сказать, но я помотал головой.
— Не надо, не говори, всё будет в порядке. А пока извини — мне это понадобится, — Я достал из кобуры его револьвер, увеличивая свою огневую мощь.
Я не большой любитель палить по-македонски, но если надо, могу попробовать.
Он понимающе кивнул.
Надо мной с треском разлетелось окно, высунулось короткое дуло обреза.