Мент. Ликвидация
Шрифт:
Похоже, первоначально Кольцов был настроен по отношению ко мне довольно скептично, явно не верил во все те «подвиги», что я успел натворить в должности начмила Рудановска, но постепенно скепсис его развеивался, и он уже начал смотреть в мою сторону с явной симпатией.
Разумеется, я старался не выдавать ему секретов оперативной работы, по возможности пользовался туманными формулировками, однако Михаил быстро оценил масштаб проделанной работы.
– Товарищ Быстров, у меня просто нет слов. За короткое время вы сделали так много, что тут не
– Рановато, — засмеялся я. — Ещё не заслужил. К тому же короткая форма сейчас важней.
– В каком смысле? — не понял он.
– Да в таком. Я хочу с вашей помощью организовать широкую общественную дискуссию.
– Даже так? — гость из столицы был заинтригован по самое «нехочу». — На какую тему?
– Профессиональную. Речь пойдёт о тех людях, которые могут помочь милиции и уголовному розыску, но мы зачем-то сами отталкиваем их от себя.
Видя его непонимающий взгляд, я пояснил:
– Давайте поговорим о «старой гвардии» — тех, кто честно ловил преступников в дореволюционные времена. Мы не имеем права терять такие кадры.
И я начал излагать собственные мысли, подкрепляя их фактами из собственных расследований. Вспомнил ту неоценимую помощь, которую нам оказал Константин Генрихович Лаубе и его великолепный Гром, рассказал о вкладе в поимку всякой сволочи Аркадия Ильича Зимина, как тот готовит себе смену.
– Но ведь не все спецы такие, — заметил Кольцов. — Среди них наверняка хватает врагов советской власти. Взять их на работу в милицию, простите, всё равно, что пустить козла в огород.
– Многие из этих «врагов» на самом деле обижены властью, скажу больше — они имеют все основания на то, чтобы обижаться. Но времена скоропалительных решений прошли, необязательно горячо рубить шашкой направо и налево, надо вдумчиво подходить к каждому случаю. И где-то даже извиниться перед людьми за допущенные ошибки.
– Вы это серьёзно?
– Конечно. Способность признавать собственную неправоту и вести регулярную работу по исправлению ошибок, сделает власть крепче и справедливей. Мы заранее отсеиваем спецов, выгоняем их со службы, сокращаем, а взамен порой принимаем тех, кому здесь не место. Наверное, стоит серьёзно заняться этим вопросом.
– Вы затрагиваете очень большой пласт, — заметил Кольцов.
– Да. И делаю это совершенно сознательно. Знаете, есть ситуации про которые говорят — не могу молчать. Это такой случай.
– Знаете, а ведь я с вами соглашусь, — кивнул Кольцов. — По работе мне приходилось сталкиваться с разными вещами, включая огромную несправедливость. Наш долг исправить это, пока не поздно. Так что я буду готовить не просто очерк, а целую серию. Думаю, редактор пойдёт мне навстречу. Но, — он лукаво улыбнулся, — идея написать о вас книгу, меня не оставила. Так что впереди у нас будут ещё встречи. Тем более, вы ведь тоже уезжаете в Москву.
– Уезжаю, — подтвердил я.
– Тогда до вас будет
Я слышал про него разное. Многие клеймили его чуть ли не как главного пропагандиста своего времени, но как раз в таком качестве он и был мне нужен. Кто сказал, что пропаганда — это всегда плохо?
Расстались мы весьма довольные друг другом.
Судебное заседание по преступлениям Семёнова и Шубина было назначено в тот же день, в который я купил билет на поезд из столицы нашей губернии в столицу республики.
Сначала зашёл поговорить и попрощаться со своими из губрозыска, встретил и хорошо поговорил со Смушко, узнал всё ли благополучно с его племянником. Оказывается, тот уже уехал домой, переполненный впечатлениями и желанием перевестись к нам на службу.
Так и бывает: был человек — как человек, а потом вдруг стал ментом, усмехнулся я про себя.
Посидел и выдул целый чайник крепкого чайку с Гибером, Полундрой и Чалым, повспоминал наше славное прошлое и помечтал о не менее славном будущем.
За приятным разговором не сразу сообразил, что опаздываю на заседание, поэтому, когда спохватился, то почти побежал.
Дело двух уродов было из числа таких, что в моё время называли резонансными». Слушалось оно в здании губернского драмтеатра. Несмотря на большое помещение, все желающие поприсутствовать, попасть внутрь не смогли, и потому возле здания ошивалось довольно много публики, за которой следил чоновец в лихо заломленной будёновке.
Он и меня-то не сразу пустил.
Даже за дверями, народа хватало, я с трудом протиснулся через толпу, краем глаза отметив странную картину: мерзавца Семёнова, которого сопровождали к выходу двое милиционеров с примкнутыми к винтовкам штыками. Они прошли почти вплотную ко мне.
– Я — начмил Рудановска, брал этого гада. Что здесь происходит? — наехал я на одного из конвоиров.
– В нужник попросился. Говорит, от волнения животом замаялся, — спокойно пояснил тот.
Я кивнул, но через секунду опомнился. Твою ж дивизию! Под таким понятным и обыденным предлогом Семёнов сбежал у меня из отделения, потом пришлось ловить. Что если решил снова выкинуть старый трюк?
Я резко развернулся и, работая руками, погрёб к дверям. В след шипели, ругались, награждали тычками и пинками, давили на ноги, но я упорно двигался к выходу.
Но… не успел.
Почти сразу я наткнулся на сбитых с ног конвоиров, рядом, переминаясь с ногу на ногу, стоял чоновец. У него было потерянное лицо, он не понимал, что надо делать: Семёнов убегал от нас в толпу, стрелять отсюда не представлялось возможным: поневоле зацепишь кого-то из мирняка.
Ещё несколько секунд, и гадёныш скроется из виду.
– Дай винтовку! — Я выдернул из рук чоновца оружие, всикнул и взял спину Семёнова на мушку.
И в ту же секунду полная высокая женщина заслонила его от меня. Я даже застонал с досады. Сейчас, я как никто, понимал Жеглова, на глаза которого уходил бандит.