Мент. Москва
Шрифт:
– В бригаде будут всего двое: я и товарищ Быстров?
Дзержинский отрицательно покачал головой.
– Мы в комиссариате внутренних дел не настолько наивны, чтобы предполагать, что столь малочисленная бригада будет способна справиться с теми задачами, что на неё возлагают. Предлагаю вам, товарищ Трепалов, подумать над будущим штатным расписанием. Вы сами определите будущую численность бригады. Но кое о ком мы заранее подумали. Завтра из Петрограда прибудет товарищ Бодунов. Уверен, он окажется ценным сотрудником.
– Иван
Феликс Эдмундович взглянул на меня с удивлением:
– Да, Иван Васильевич Бодунов. Вы с ним знакомы, товарищ Быстров?
– Знаком, – подтвердил я. – Довелось не так давно пересечься. Вместе брали одного субчика.
– Взяли?
– Так точно, взяли, – улыбнулся я, вспомнив, как расследовал загадочное убийство, в котором обвинили мужа моей сестры.
Тогда волей обстоятельств я познакомился с прототипом главного героя книги и одноимённого многосерийного фильма «Рождённая революцией» Сергеем Кондратьевым и его сослуживцем Иваном Бодуновым. Так получилось, что вместе с этими парнями я участвовал в задержании преступника Сеньки Борща.
– Ну и как он вам показался? – спросил Трепалов.
– Толковый оперативник, – заверил я. – Один из лучших в петроградском угрозыске.
– Понятно. Надеюсь, петроградские товарищи не будут в обиде, что мы обескровили их уголовный розыск? – сказал Трепалов.
– Скажу по секрету: было не просто, – признался Феликс Эдмундович. – Как и товарищ Быстров, Иван Васильевич Бодунов – один из лучших и ценных кадров. Таких отрывать от сердца никто не любит.
– Выходит, нас уже трое, – прикинул Трепалов. – Немного, но работать можно.
– Чем могли, помогли, – сказал Феликс Эдмундович. – Может, у вас есть ещё какие-нибудь кандидатуры на примете?
– Товарищ Дзержинский, а что если… как говорится, в порядке бреда? Я знаю, что наш знаменитый шахматист Алёхин сейчас находится за границей, в Германии. Но можно ли поговорить с ним, как-то успокоить и вернуть в Россию? Он ведь несколько лет назад работал следователем Центророзыска… Думаю, человек с его аналитическим умом и фотографической памятью нам бы не помешал, – сказал я и тут же прикусил себе язык.
Надо сказать, что отношения гениального шахматиста с советской властью были, мягко говоря, непростыми: Алёхин успел и в тюрьме побывать, и пройти по обвинению в нескольких как уголовных, так и политических делах. Но при этом чувствовалось, что ему покровительствовали и неоднократно спасали высокопоставленные люди в органах власти.
Называлась фамилия Вячеслава Менжинского, ещё одного поляка в руководстве ЧК, а потом ГПУ, преемника Дзержинского. Не сомневаюсь, что и сам Феликс Эдмундович приложил руку к тому, чтобы вывести Алёхина из-под удара.
Но это были лишь предположения, а реальный расклад мог оказаться совсем другим.
Пока что все предполагали, будто шахматная гордость России ненадолго покинул страну, – никакой
Умрёт Алёхин в номере португальского отеля перед матчем с другим выдающимся шахматистом – Ботвинником, при довольно загадочных обстоятельствах. В его смерти будут подозревать спецслужбы.
Признаюсь, о многих вехах биографии я узнал из шикарного советского фильма «Белый снег России». Особенно меня впечатлила сцена шахматного матча вслепую с кучей немецких шахматистов. Если удастся вмешаться в ход реальной истории и изменить её, той игры может и не произойти.
Что если этот гений вернётся в страну? Как много пользы он сможет нам принести!
Дзержинский замолчал. Мы с Трепаловым старались не мешать ему думать.
– Знаете что, товарищ Быстров? – наконец произнёс Феликс Эдмундович. – Хоть истинное призвание уже не товарища, но ещё не господина Алёхина – шахматы, но… надо поговорить с товарищем Менжинским. Думаю, место Алёхина на родине, в России!
Глава 5
Разговор с Дзержинским закончился, мы с Трепаловым вышли из кабинета, где нас снова ждал один из чекистов, латыш Девинталь.
– Ну что, товарищи, поедем заселяться? Феликс Эдмундович поручил мне найти для вас жильё.
Всё тот же автомобиль доставил нас на Петровку, где в одном из бывших доходных домов «Товарищества Торговых линий в Москве» мне и Трепалову выделили по комнате в больших коммунальных квартирах, только этажи разные: у меня второй, аккурат над магазином, у моего начальника третий. В остальном всё примерно одинаково, включая количество квадратных метров.
В принципе, чего и следовало ожидать. Квартирный вопрос всегда стоял в Москве весьма остро, что было тонко подмечено Булгаковым. А в двадцатые годы прошлого века – вообще что-то с чем-то. Было наивно думать, что для меня расщедрятся на персональное жильё.
Из мебели в моей комнате оказалась только расстеленная на паркете газета.
– Вечером привезут кровать, стол и стулья, – извиняющимся тоном произнёс Девинталь.
– Буду надеяться, а то на газетке вряд ли выспишься!
Девинталь усмехнулся.
– Не переживайте. Проконтролируем.
Я устало махнул рукой. В целом жильё мне понравилось – не апартаменты, но по нынешним меркам довольно сносно.
Крыша над головой есть – с остальным как-нибудь наладится. Тем более комната большая, можно поставить посреди перегородку – получатся две. Места хватит и нам с Настей, и Степановне. Ни тесноты не будет, ни обиды, пусть и две женщины в семье, а это обычный источник напряжённости.
Но тут есть на кого положиться: Степановна – она мудрая, искусством дипломатии владеет сполна.