Мент. Одесса-мама
Шрифт:
— И долго мне вот так? — задал важный вопрос я.
— Не знаю, Жора! Просто не знаю. От меня здесь ничего не зависит, — признался он, и я сразу понял: Борис не шутит.
Пока женщины обустраивались и хлопотали на кухне, мы вышли с ним на улицу поговорить.
— Как оно вообще всё?
— Завертелось со страшной скоростью. Тебя не опознали, есть только словесный портрет, но можешь мне поверить — под него половина мужчин в стране подходит.
— И всё-таки, что будет с Нейманом? Он видел, как ты
— К Радеку он точно не побежит. Думаю, сегодня вечером или завтра в лесу найдут сгоревшую машину, а в ней пару изуродованных трупов. Автомобиль из гаража Коминтерна, трупы опознают как товарища Неймана и его водителя.
Видя как я нахмурился, он пояснил:
— Само собой, никого убивать не будут. Мало ли бесхозных трупов в моргах Москвы… А Нейман пока посидит у нас, ему точно есть, что рассказать нашим следователям.
— На даче я оставил ещё двух его людей: одного раненного, другому больше повезло — я его только связал.
— Так это хорошо! Они и подтвердят, что это ты увёз Неймана, чтобы забрать свою жену. Ну, а потом ликвидировал и подался в бега, — обрадовался Боря.
Он достал из кармана галифе часы, открыл крышку и посмотрел на циферблат.
— Всё, Жора! Извини — больше оставаться с тобой не могу. Дела. И да. Насчёт продуктов — вам их будут привозить раз в два дня.
— Если произойдёт что-то срочное — как я смогу с вами связаться?
— А вот это уже лишнее, Жора! Не надо ни с кем связываться. Игра идёт серьёзная, и тебе лучше не отсвечивать до поры до времени, — предупредил чекист.
Мы пожали руки, он сел в автомобиль и уехал, а я вернулся к своим женщинам.
— Ой, а где Боречка?! — удивилась и похоже расстроилась Степановна.
— Это я в отпуске, а Боря на службе. У него дела, — сообщил я. — Что у нас на ужин? Я голодный как волк!
Меня посадили за стол и накормили до отвала.
А потом… потом мы прекрасно провели время с Настей, ведь я так по ней соскучился. Спать легли хорошо заполночь, и я отдыхал душой и телом, пока любимая женщина спала, положил прекрасную голову на моё плечо.
Это было настоящее семейное счастье, и я наслаждался каждой его секундой.
Утро разбудило нас лучами солнца, проскользнувшими сквозь занавеску.
Я увидел, что глаза Насти мокрые от слёз.
— Настюш, ты чего? — удивлённо спросил я. — Всё хорошо! Мы вместе! Не надо плакать.
— Я плачу от того, что ты рядом, — призналась она. — Знаешь, я так боюсь — что сейчас прибежит какой-нибудь посыльный, и тебя опять дёрнут на работу или отправят снова в какую-нибудь командировку, а я буду ждать тебя…
— Не плачь, родное солнце! Кто его знает, что будет потом… Главное, что сейчас я с тобой, а ты со мной.
В дверь тихонько постучали.
— Проснулись, голубки?
— Доброе утро, Степановна! — весело откликнулся я.
— Доброе! Идите на кухню. Завтрак уже готов.
— Пять минут! — пообещал я, но когда посмотрел на любимую, понял, что обманываю и в этот срок не уложусь.
— Иди ко мне, солнышко!
Мы пришли на кухню раскрасневшиеся и довольные. Степановна с доброй улыбкой поприветствовала нас и тут же усадила за стол.
— Я тут оладушков приготовила с малиновым варением. Курочка осталась со вчерашнего дня… Жора, будешь курочку? Тебе надо много кушать сейчас…
— А почему только сейчас?! — засмеялся я.
— И то верно! — с лёгкостью согласилась Степановна. — Особливо с твоей-то работой.
Два дня я наслаждался идиллией семейной жизни: практически ничего не делал, только проводил каждую секунду с любимой. Казалось, больше нет никаких проблем, есть только мы и что это счастье будет длиться бесконечно.
Вечером третьего дня у нас были гости, если быть точнее — гость.
— Александр Максимович! — я обрадовался Трепалову как родному.
— Здравствуй, Георгий!
— Перекусите с нами?
— С удовольствием! — не стал спорить мой начальник.
После обеда женщины, понимая, что Трепалов приехал неспроста, деликатно вышли из дома под каким-то предлогом.
— И впрямь — красиво тут у вас. Не обманул Боря, — произнёс начальник, бросив беспокойный взгляд сначала на дверь, а потом в окно.
— Всё в порядке, Александр Максимович. Можете говорить спокойно: нас не слушают.
— Ты не обижайся. Это я так, по привычке, — хмыкнул он.
— Понимаю. Сам такой — десять раз на воду дую.
— Заскучал, наверное? Застоялся как конь боевой?
— Как сказать… Столько времени жену не видел… Но, на работу тянет — врать не буду. Видимо, не создан я для спокойной жизни. Когда можно будет вернуться, Александр Максимович?
— Не скоро, Жора. После твоего камня такие круги пошли — долго покоя не будет. Да, кстати, товарищ Сталин передаёт тебе привет. И ещё немного на тебя обижается: оказывается, бутафорская кровь плохо отстирывается. Пропала, говорит, любимая шинель, — подмигнул Трепалов.
— Как он?
— Официально считается, что он убыл в Кисловодск на лечение. Неофициально — те, кому надо, считают, что ты его застрелил на Красной площади, даже его труп видели… Думают, что партия взяла паузу, выбирает момент получше, чтобы объявить о его смерти.
— А на самом деле что?
— А на самом деле товарищ Сталин, как и твоя семья, спрятаны в надёжном месте. Доступ к нему имеет пара-тройка доверенных лиц. Я вот к примеру в их круг не вхожу, мне через Артузова вся информация поступает, — без тени обиды произнёс Трепалов.