Ментовская мышеловка

Рокотов Сергей

Позвонила Таня и матери. Сообщила ей о событии. Мать ничего не отвечала на том конце провода, словно воды в рот набрала.

– Ну, если тебе так лучше...
– наконец пробормотала она.
– Если в этом твое счастье, мне-то что. Я рада за тебя...

– Ну, ты у меня молодец, - сказала Таня.
– Я знала, чти ты меня поймешь. Приезжай к нам, мы отметим нашу свадьбу, так сказать, в семейном кругу. Будем только мы с Андреем, ты и Нина.

– Ладно, я приеду, - еще немного помолчав, сказала мать.

Потом вчетвером

сидели за столом, пили шампанское. Ольга Федоровна, чувствуя себя крайне неловко, поздравила молодоженов, Нина так и не смогла выдавить из себя ни слова. Дорохов тоже был немногословен, и все застолье держалось на Танином энтузиазме.

Сидели недолго. Нина пошла в институт, мать поехала домой, а через некоторое время уехали в Митино и молодожены...

Глава 26

Такое состояние бывало у Сержа Заславского крайне редко, и он очень боялся его, словно опасного врага. Он и сегодня утром почувствовал, что впадает в депрессию.

Проснувшись довольно поздно в тихой недорогой парижской гостинице, он понял, что находится в отвратительной форме. Усталость, жуткое напряжение последних дней стали наконец сказываться. Выкурив натощак сигарету, он принялся слоняться по номеру, будто загнанный в клетку зверь. Нехорошие предчувствия томили его.

В такие минуты веселый, неунывающий человек становился своей полной противоположностью - появлялся страх, начинали дрожать руки, и самое неприятное - мучила совесть. Это в себе он ненавидел больше всего...

Он выкурил еще одну сигарету и хотел было одеться, чтобы спуститься вниз в кафе и позавтракать, но вдруг почувствовал жуткую слабость и присел в мягкое кресло. Нахлынули воспоминания...

...Осенью восемьдесят третьего года, отсидев полностью свои первые три года, Сергей вернулся домой. Моросил дождь, на дорогах была непролазная грязь, Сергей кутался в телогрейку, натягивал маленькую спортивную шапочку на стриженую голову - ему было холодно. Но на душе было весело, он снова на свободе, он еще очень молод - нет и двадцати трех, полон сил, всевозможных идей. Работать? Зарабатывать себе пенсию? Ну нет, это не для него! В жизни столько интересного, с такими людьми он познакомился на зоне. Воровские авторитеты поддерживали отважного, задорного парня, смело идущего на любой конфликт, на любую кровавую драку, лишь бы не уронить себя. "Далеко пойдешь, парень", - сказал ему авторитет Кротов, когда Сергей вытирал от крови рот и ощупывал сломанный кастетом передний зуб. Зуб этот потом удалили, так он и остался щербатым до конца срока.

Улыбаясь щербатым ртом, меся кирзовыми сапогами непролазную деревенскую грязь, Сергей шагал к дому. Вот и он.., покосившийся фундамент, облезлая краска на стенах, прохудившаяся крыша... Жалкое зрелище. Почему он должен так жить, когда другие купаются в деньгах?

– Сережка!
– закричала, увидев его, мать и бросилась в домашних тапках с крыльца навстречу

сыну...

Он пил водку, закусывал солеными огурцами и салом, курил "Беломор", лаконично делился с матерью впечатлениями от лагерной житухи.

– Слушай, Серега, к тебе года три назад девушка приходила. Кто она? как-то загадочно спросила мать.

– Знакомая одна, - сразу ответил он, а потом уточнил:

– Темненькая такая, со стрижкой? Эта?

– Эта. Как ее зовут?

– Ирка.

– Ты что, жил с ней?
– криво улыбаясь, спросила мать.

– Тебе-то что?
– окрысился вдруг Сергей.
– Я что, пацан, что ли? Ну, жил, и что с того?

– Не надо тебе было с ней, Сережа...

– Это почему еще? С кем хочу, с тем и трахаюсь.

– Это понятно, только с ней не надо, сынок.

– Ну, говори, говори. Что там у тебя? У нее сифилис, что ли? Я вроде бы здоров.

– Про это я не знаю, только ведь не Ира она.

По-другому ее зовут.

– Ну а как же ее зовут?

– Таня ее зовут. Она приходила года два с половиной назад, про тебя спрашивала. Ну, пришла и пришла...

– Да не тяни ты кота за хвост! Пришла, ушла...

– А потом видела я ее в соседнем поселке, я туда за мукой ходила, муку привезли недорогую...

– А побрал бы черт твою муку...

– Они с отцом на машине к даче своей подъезжали. Отец вышел из машины, потом она с девочкой маленькой.

– Ну?!!

– Ее отец Гриневицкий Владимир Вацлавович. Поляк он наполовину...

– Ну, поляк и поляк. Хоть четырежды жид, мне-то что с того?

Мать загадочно молчала, искоса глядела на сына, дымящего "Беломором".

– Жила я с ним раньше, сынок. Он был студент, а я кассиршей на станции работала, - тихо проговорила мать, опустив глаза в пол.

Сергей начал кое-что понимать. Он весь напрягся.

– Ну.., короче, отец это твой, Сережа.

– Так. Хорошие дела... А почему я об этом ничего не знал?

– Ну, сам знаешь, я тогда вскоре замуж вышла. За Вовку, рабочего с птицефермы, Вовку Заславского. Он и считался твоим отцом, и Эдику покойному его фамилию дали, усыновил он его.

Вот такие дела, сынок. Так что ты на самом деле Владимирович. А Таня эта - твоя сестра...

Обалдевший Сергей дымил "Беломором" и молчал...

– А отец твой Владимир Вацлавович умер два года назад. Инфаркт, говорят. Располнел он очень с возрастом, дышал еле-еле. И курил тоже как паровоз. И водочку уважал, он всегда ее уважал, мы с ним напивались жуть... Оттягивался он со мной, сынок, он уже женат был, жена Оля, суетливая такая, шустрая. Рано он женился, чуть ли не на третьем курсе института. В институте иностранных языков он учился, на переводчика. Умный был - страсть, но страсть как охоч до наслаждений.

– А ты-то с ним не встречалась в последнее время?