Менуэт Святого Витта
Шрифт:
Он надел парадный капитанский китель, специально перешитый для него Зоей. Когда-то швее пришлось здорово потрудиться, зато результат того стоил. Нигде не морщило, не тянуло, не висело балахоном, и вид был внушительный. Оглядев себя в зеркало, Стефан удовлетворенно прищелкнул языком.
– Ладно, – сказал он вслух. – Пойдем раздавать пряники.
Еще издали он услышал шум – то ли в кают-компании веселились, не слишком-то устав после куцего рабочего дня, то ли Дэйв опять правил кому-то прикус. Стефан ускорил шаги. Взрыв хохота успокоил его: не дерутся. Празднуют. Грубые развлечения плебса. Что у них там на этот раз – плевки на дальность? Чемпионат по
…Кто-то восторженно хлопал в ладоши, кто-то возмущенно пищал, что ему застят, и тянул шею, кто-то прыскал; улыбался Фукуда, и хрюкал довольный Анджей-Пупырь, малыши самозабвенно путались под ногами, а на приготовленном для праздничного ужина столе посреди кают-компании мелким чертиком вертелся Диего. Кулаки его были плотно сжаты, остановившийся безумный взгляд впивался в пространство так, словно хотел его высосать.
– Итак, – прошуршал он противным суконным голосом, вслед за чем последовал новый взрыв смеха, – кто из вас способен на элементарное: определить, в какой руке находится гайка? А? Я вас всех внимательно выслушаю, и каждый получит свое. Что еще за смех? Ты, Киро. В левой? Врешь – на торф. Завтра и бессрочно. Маркус, ты! Ни в какой? Поговори еще у меня!.. – Гомункулус брызнул слюной и цапнул несуществующую кобуру, отчего смех зрителей перешел в тихий вой. – Кто сказал – в кармане? В чьем кармане? Кому держать шире? Цыц! Хозяин кармана пусть явится до отбоя для наложения взыскания. Завтра же зашить всем карманы – и на торф! Алле-оп! – Диего на миг показал пустые ладони и вдруг, сорвав аплодисменты, извлек гайку из-за уха Людвига. – Та самая? То-то же, бездельники! Кррру-у-гом! К приему пищи – га-а-а-товсь!..
Маргарет – и та ухмылялась. А хорошо пародирует паяц, подумал Стефан, кусая губы. Вон как ржут. Шута, пожалуй, придется простить – талантлив. Пыжится слишком, правда, переигрывает, да и голос подкачал – не капитанский совсем, ни за что не поверю, что у меня такой голос…
– Ой! – сказал кто-то.
Смех будто выключили. Сначала одно, затем и другие лица повернулись к двери. Диего бочком слез со стола. Слышно было, как в заднем ряду смущенно покашливают, шмыгают и переминаются с ноги на ногу.
– Что же вы? – сказал, входя, Стефан. – Веселитесь, я же не против. И я с вами повеселюсь. Не возражаете? А, Петра? Не возражаешь?
– Нет. – Петра несмело улыбнулась.
– Ну и отлично! Что у нас в программе – фокусы? А, Диего? Покажи нам что-нибудь.
Произошло бестолковое движение – из переднего ряда в задний жирной спиной вперед пробирался Анджей. Его c ожесточением выпихивали обратно. Диего озадаченно поковырял пальцем в носу.
– А что я? Я уже…
– Что – уже?
– Уже все показал.
– Да?
– Да.
Молчание. Сопенье Анджея.
– Петра! – сказал Стефан. – Я и мы все… мы поздравляем тебя с… с седьмым годом рождения. С днем рождения, я хотел сказать. Желаем тебе счастья.
– Спасибо…
Стефан поколебался.
– Можешь завтра не работать. Извини, мне больше нечего тебе подарить.
– Спасибо…
Пауза. Одиночество в толпе.
– А что все такие кислые? Хороним кого-нибудь?
Молчание.
– Что же вы так, – укорил Стефан, давя в себе поднимающийся гнев. – Весело же было… А хотите байку? Была такая сельскохозяйственная планета – Рапсодия. На ней выращивали рапс. Однажды толпа крестьян вешала на дереве предполагаемого конокрада. Обвиняемый, естественно, брыкался и отрицал. Случайный свидетель кражи кобылы вспомнил, что у вора не было левой
– За что? – одиноко поддержала Маргарет.
– Он был повешен, затем снят, приведен в чувство и отпущен с извинениями на все четыре стороны. А дерево спилили, чтобы не напоминало об ошибке. Это я к тому, что сперва кончи одно дело, а потом уже переходи к следующему…
Ни улыбки.
Он ощущал их растерянность – и свою. И уйти было уже нельзя. Перегнуть, переломить настроение… Жаль, не прикажешь. Нет такого приказа – веселиться. Не надо было сюда приходить. Была у них отдушина, ну и пусть – не амбразура же, чтобы затыкать ее собой…
– Может, сыграем во что-нибудь? – предложил Стефан. – Ну же! Команда на команду! Перетянем канат, а? Уве, не в службу, а в дружбу – сбегай в барахолку, выбери шланг подлиннее.
Уве ковырял ногой пол.
– Я не хочу…
– Чего ты не хочешь?
– Шланг не хочу перетягивать.
– Так. А чего ты тогда хочешь?
– Не знаю… Есть хочу.
– Все хотят. Ужин идет вторым пунктом. Еще что?
– Э-э… Может, Зоя стихи почитает?
Ну уж нет, подумал Стефан, знаю я эти стихи. Вроде той танкетки, только хуже: «Все мы юроды, поэты же лгут, а годы, как воды, все рифмы сотрут…» Чрезвычайно оптимистично, со светлой надеждой на светлое завтра! Жечь такие стихи в топке вместо торфа. Как там дальше: «Все мы невежды, и это прогресс, тропинку надежды укрыл темный лес…» Укрыл, значит. Угу. Надо полагать, навечно укрыл. В самый раз для праздника. А ведь, было время, смешно писала: «Маленький Аксель присел на горшок, выше горшка он всего на вершок…»
– Может быть, не сегодня? Извини, Зоя.
Уве пожал плечами – можно и не сегодня. Все равно. Было прекрасно слышно, как выступившая было вперед Зоя вздохнула с облегчением. И не подумала спрятать подальше свои чувства, стервоза.
– Ну так как насчет каната? – вкрадчиво спросил Стефан. – Никто не хочет? А в другие игры? Шарады, догонялки, еще что-нибудь…
Тихонько хныкала Юта.
«Колесом для них пройтись, что ли? Какого рожна…»
– Ну, смелее! Кто предложит?
Молчание.
– Да что же вы…
Из заднего ряда в передний пробился Людвиг.
– Мы не хотим веселиться.
«Так, – подумал Стефан. – Этот, по крайней мере, откровенно».
В один миг его охватило чувство беспомощности, и еще один миг он боялся, что не сможет с ним справиться. Такое бывало и прежде. Редко, но бывало, и Стефан ненавидел себя в такие минуты. Капитан не должен иметь сомнений, если он не тряпка и не деточка, готовая чуть что со слезами уткнуться в папочкин бластер. Команда, уличившая капитана в сомнениях, заслуживает другого капитана.
Пора было срочно выправлять положение.
– Ну раз так, – Стефан хлопнул в ладоши и вслед за тем сделал величавый жест рукой, – тогда к столу! К столу!..
Сопутствующая улыбка вышла тоже ничего.
24
Когда, повисев над берегом, угасли огненные шары и их дрожащее отражение в воде перестало обозначать контуры островка, сразу стало темнее, чем до фейерверка, а в том, что это был именно фейерверк, а не сигнал того, что их заметили, не усомнился никто. И стало заметно свежее. Западный берег был еще виден как неровная кайма, пришитая к горизонту, а восточный канул во мглу, лишь слабый фонарь под худым навесом на смотровой площадке донжона, ничего не освещая, висел неподвижно.