Меня зовут Шон
Шрифт:
— Присаживайтесь! — выступила я. — Вот… чипсы… я принесу оливки… э… обед скоро будет готов.
— Спасибо, — она не стала садиться. — А это вам. Я решила, что алкоголь был бы лишним — вы вряд ли будете пить.
Это оказалась корзинка с яблоками маленькими, сладкими и свежими, все еще в капельках воды. Я заметила, что Ник кивнул с довольным видом. Когда я впервые сказала ему, что беременна, трясясь от чувства вины и опасаясь, что он посчитает сроки и все поймет, он сразу ввел в действие план «Ребенок». Мне тут же было запрещено
— Но, наверное, немножко-то можно… — вяло протестовала я, глядя, как он выливает в раковину открытую бутылку вина.
Ник швырнул бутылку в мусорную корзину с такой силой, какую я редко за ним замечала.
— А когда ребенок родится, ты и ему стакан вина нальешь?! Все, что ты выпиваешь, достается и ребенку! Ты должна это понимать.
Под запретом оказалась не только выпивка, но и рыба, морепродукты, орехи, кофеин, мягкие сыры, изделия из пластмассы.
Я взяла яблоки:
— Какая красота! Это из твоего сада?
— Собрала их, когда осматривала участок. Ветки проросли между столбами ограды, — Нора как-то странно, натянуто улыбнулась, опускаясь на диван. — Спасибо, что пригласили.
— Не за что. Вы недавно переехали? — Ник сел напротив Норы, а я стала разливать вино, с жадностью глядя на бархатистую красную жидкость.
— Да. Я недавно потеряла мужа, — сказала она таким странным тоном, словно он спрятался за спинкой дивана и в любой момент может выглянуть.
— Мне очень жаль, — Ник почтительно понизил тон.
А вы давно женаты? — она смотрела на нас по очереди, и ее взгляд напомнил мне луч прожектора.
— А… Где-то года три… Верно, любовь моя?
Я улыбнулась ему. У нас очень хорошо получалось изображать счастливую пару. Может, в мире вообще нет по-настоящему счастливых семейных людей. Может, все просто копируют то, что видели по телевизору и в кино.
— В марте будет три года.
Нора продолжила свою мысль:
— И теперь вы ждете ребенка. Как славно! Раньше люди бросались в это дело с головой, конечно, но можно и подождать пару лет, верно?
— Э… да, — Ник заполнил паузу за меня. — Мы очень волнуемся. В обеих наших семьях это будет первый внук, поэтому все так… волнительно.
Мне захотелось наорать на него, чтобы он подобрал другое слово.
— Мальчик или девочка?
Ник бросил на меня сердитый взгляд: «Кто эта женщина? Зачем ты заставляешь меня это делать?»
— Мы не знаем. Мы просили не говорить.
Нора пила вино быстро, с жадностью. Я решила, что она, наверно, тоже нервничает.
— Конечно. В этом мире осталось слишком мало тайн.
Ник откашлялся. Я принесла оливки, и мы принялись за них, радуясь тому, что даже такая мелочь может разрядить напряжение.
— А где вы жили раньше, Нора?
— А… В городе. У нас там был особняк — слишком большой и пустой для меня одной. Мне всегда нравились маленькие
— Да. Мы очень полюбили эти места, верно, Сьюз? Всегда мечтал жить в старинном доме.
Странно было наблюдать, как твой муж разговаривает с совершенно незнакомой женщиной. Хотелось закричать: «Это неправда! Ты никогда мне такого не говорил!» Похоже на экзамен, который ты проваливаешь и не можешь понять почему.
— И почему же вы уехали из Лондона? — спросила Нора.
Ник выдал ей обычную историю: мы хотели, чтобы наши дети росли на просторе, дышали чистым воздухом, жили более размеренной жизнью. Но она продолжала смотреть на меня.
— А тебе не жаль было бросать работу, Сьюзи?
— Вовсе нет! Теперь у меня есть время для живописи, а я всегда хотела этим заниматься.
Я произносила заученную роль под пристальным взглядом Ника, моего режиссера. Действительно, я постоянно жаловалась на начальника, на то, что приходится разрабатывать рекламу для тампонов и кукурузных хлопьев, на нехватку времени для творчества. Но мне нравилась зарплата, нравились обеды с выпивкой и возможность спустить тридцатку на вино, когда хочется. Я давно подозревала, что не рождена для полной лишений жизни художника. Внезапно под открытым взглядом Норы мне захотелось быть честной:
— Но вообще это была большая перемена. Пришлось нелегко.
— Иногда перемена — это то, что нужно, — заявил Ник, не сводя с меня глаз. — В Лондоне Сьюзи покатилась по наклонной.
Я вдруг поглядела на него — неужели он это скажет?
— Стала много пить, засиживаться допоздна с коллегами. Верно, детка?
Он протянул руку и слегка потянул меня за волосы. Слегка, но все же грубовато.
Я встала, притворившись, будто хочу принести еще оливок.
— Сами знаете. В Лондоне так принято.
Ник рассмеялся:
— Я тоже там жил, Нора. Но никогда не задерживался допоздна.
— Он у меня очень домашний, — сказала я, рассчитывая просто ласково поддразнить его, но просчиталась.
— Кто-то же из нас должен быть…
Снова повисла тишина. Невыносимая, звенящая. Мои ладони сами начали сжимться в кулаки.
— Я могу воспользоваться туалетом? — спросила Нора, несомненно желая избавиться от напряжения, повисшего в комнате.
— Конечно. Я покажу, — Ник встал.
— Я пока… проверю обед.
На кухне я поняла, что меня трясет. И снова подумала о Дэмьене, хотя старательно пыталась забыть о его существовании. Неужели Ник в самом деле решил вывести меня из равновесия?
Я почувствовала легкое движение за спиной — Ник прошел за мной на кухню:
— Еще не готово? Наша гостья проголодается.
Я открыла дверцу духовки, все еще не в силах привыкнуть к тому, что не могу сгибаться в талии как прежде, и на глазах у меня выступили слезы. Чертова духовка! Мне она никогда не была нужна.