Меня зовут Сол

Китсон Мик

Я просто слушала. А потом спросила у Ингрид:

— А Мо она простит?

— Конечно. Она всех прощает, потому что никого не осуждает. Мы сами осуждаем себя, Сол. Мы — свои собственные судьи.

— Но вы говорите, что она прощает, как Бог. А Мо нужно прощение, потому что она вела себя не так, как правильные матери.

— Ты ее прощаешь? — спросила Ингрид.

Я подумала об этом.

— Если она больше не будет пить. Я ее прощаю, потому что она болела.

Ингрид посмотрела на Пеппу — он шла впереди, размахивала руками и орала песню.

— А

Пеппа прощает?

— Она никогда ничего не делала для Пеппы, я сама ее воспитывала, так что Пеппе не за что ее и прощать. И потом, Пеппа ее любит. Она хочет, чтобы мы забрали ее к себе в лес.

Ингрид села на камень и посмотрела на меня:

— Богиня сделает так, что твоя мама простит сама себя. И тебе тоже нужно себя простить.

— За что? Я ничего плохого не сделала. Я убила Роберта, любовника Мо, но разве это плохо? Он ее бил. И меня. И Пеппу. И заставлял меня сосать свой хрен, когда мне было всего десять лет. И обещал, что с Пеппой так же сделает. Поэтому я ударила его ножом в горло. Три раза. А потом мы убежали и спрятались. Я все сделала так, чтобы Мо никто не обвинил.

Ингрид крепко обняла меня и прижала к себе. Я подумала, что снова разревусь.

— Ты ничего плохого не сделала, — сказала она. — Богиня даст тебе сил и любви.

Пеппа радостно вопила и махала с вершины. Потом она понеслась обратно к нам.

— Давайте звать ее Шерил!

Ингрид подумала и согласилась.

Наверху было тихо, безветренно и ярко светило солнце. Снег сверкал, как алмазы. Ингрид встала прямо посередине круга из камней, подняла руки и зашептала что-то по-немецки. Я обошла каждый камень вокруг, пытаясь почувствовать что-нибудь особенное, но ощутила только холод при каждом вдохе. Потом у меня вдруг забурчало в животе и заболело пониже. В трусах стало тепло и мокро. Я сняла штаны и увидела кровь. Постояла немного, глядя, как она капает вниз. У меня не было с собой прокладок.

Принеслась Пеппа и спросила:

— Все нормально?

— У меня месячные…

— Вау! Ингрид! У Сол месячные начались! — заорала она и затанцевала по снегу.

Ингрид прибежала ко мне и сказала:

— Сол, это же чудесно! Чудесно! Это знак Богини! Ты — женщина!

— Мне нужны прокладки, — мрачно пробурчала я. — Хрень какая-то…

Кровь уже потекла по ногам. Ингрид сорвала с себя шелковый шарф, в который заворачивала мох, и протянула мне:

— Возьми.

Я затолкала его в трусы, чтобы он все впитал. Ингрид снова меня обняла.

— Это настоящее волшебство, Сол.

— Ты теперь можешь родить лялю, — заметила Пеппа и убежала к камням.

Потом мы шли назад, и мне было очень плохо, и болел живот. Ингрид все время меня обнимала, а Пеппа тащила ее палку и винтовку.

Когда мы вернулись в лагерь, Ингрид вскипятила большую кастрюлю воды, я вымылась у огня, нашла прокладку, надела чистые трусы, штаны, майку, свитер и флиску. Ингрид тем временем закопала в золу три большие картофелины. Я сожгла окровавленные трусы и кинула штаны в пруд, чтобы они отмокли. Мы сидели у костра, пока картошка не испеклась, а потом съели ее с маслом,

фасолью и хлебом. У меня все время болел живот, так что я приняла ибупрофен, а Ингрид завернула горячий камень в полотенце и велела мне прижать его к животу. Было очень приятно.

Затем она накинула мне на плечи одеяло. Я сидела у костра, смотрела в пламя и видела, что дрова в середине костра светятся белым светом, потом, ближе к краю, желтым, оранжевым, тускло-красным, а после остаются только угли, по которым иногда пробегают маленькие голубые огоньки. Лицо немного жгло, а животу было тепло от камня. Мысли стали очень медленными, я тихонько вдыхала холодный воздух и нюхала дым.

Ингрид помыла посуду в ручье и поставила ее у костра сохнуть, а Пеппа вытащила одеяло, завернулась в него и села на бревно читать свою книжку. Темнело. На самом деле, с каждым днем темнело все раньше и раньше. Наверное, начался ноябрь.

Ингрид села рядом и обняла меня, а я привалилась к ее плечу. Я ненавижу, когда меня трогают, но Ингрид мне нравилась.

— Нам нужно забрать вашу маму? — спросила Ингрид.

Пеппа тут же оторвалась от книжки.

— Сол, мы же ее заберем?

— Где она? — снова спросила Ингрид.

— В каком-то приюте для алкоголиков. Ее загнали туда, когда мы убежали. Дотуда двадцать шесть миль.

— Мы можем пойти сейчас? — обрадовалась Пеппа.

— Если она хочет, то может уйти, — добавила Ингрид. — Пребывание там добровольное. Она знает, где вы?

— Нет. Она, может, думает, что мы умерли.

— Смотрите. Детоксикация и реабилитация занимают обычно около четырех недель. Но и после этого ей придется ходить на собрания каких-нибудь анонимных алкоголиков. У них есть программа групповой терапии, это очень эффективно. Ей нужна будет поддержка.

— Если она не пьет, может жить с нами, — сказала я. — Мы о ней позаботимся.

Пеппа запрыгала.

— Мы построим ей шалаш и научим разделывать кроликов!

— Ты можешь представить, как Мо разделывает кроликов? — спросила я.

— Сол, а как нам до нее добраться, чтобы тебя не поймали? Если меня или тебя увидят, нас заберут и отнимут у Мо.

— Возьмем машину, — предложила Ингрид, — доедем прямо до места. Посмотрим, что там. Подождем, пока она не выйдет на улицу. Она же курит?

— Ага.

— Ну вот. Посмотрим. Подождем, пока она не выйдет покурить. Все ходят курить в таких местах. И тогда я поговорю с ней и спрошу, хочет ли она пойти с нами. Тайком. Никто не узнает. Тогда она сможет выскользнуть и прийти к нам. И мы вернемся сюда все вместе.

— А где мы возьмем машину? — засомневалась я.

— Я ее угоню. Из гаража на трассе. Если машина старая, я справлюсь.

— Вау, — сказала Пеппа, — Сол, соглашайся!

— У меня есть карта, — сдалась я.

— Отлично, — сказала Ингрид.

— А как вы угоните машину?

— Нужен кусок проволоки и отвертка. И молоток, разбить стекло. Меня мой парень научил в восьмидесятых.

— У тебя был парень? — обрадовалась Пеппа. — Красивый?

— А вы меня научите? — спросила я.