Меня зовут Виктор Крид
Шрифт:
В группе “от шестнадцати” произошло прибавление: теперь учеников было не трое, а семеро: дядя Ваня, как в итоге я стал называть альфовца (а он меня в ответ Васей-Сэнсеем, а в след за ним и все остальные, не исключая младшей группы), привел еще двоих своих друзей с похожими навыками и опытом, а “наши девочки”, как мы ласково величали учительниц, привели каждая еще по одной знакомой.
В группе “от четырнадцати” занимались уже шестеро: четыре пацана и две девчонки. В младшей группе состав так же, немного поменялся: добавлялись новые ребята, а двое “старых” к сожалению продолжать тренировки не смогли, так как их родители, а они соответственно
А за моими тренировками в городском парке появился постоянный наблюдатель. Рыженький такой, симпатичный, курносый.
Рядом с тем местом, где я обычно выполняю формы тайцзи, есть скамейка, с которой на меня открывается “прекрасный вид”. Вот она и облюбовала эту скамеечку - приходила чуть раньше меня, садилась, доставала какую-нибудь книгу и “читала”. Уходила затем чуть позже меня.
Выяснить кто такая, труда не составило: я просто за ней проследил однажды, пойдя не домой после тренировки, а сделав пару кругов по району. Потом навел справки… Район-то небольшой, да и сам город не миллионник, в принципе через “пару рукопожатий” все всех знают.
Оказалось, что зовут ее Галина Евгеньевна, она недавно устроилась школьным психологом в ту самую школу откуда большинство моих сорванцов и две из четырех “наших девчонок”. Лет ей совсем немного: только год как институт закончила, мужа нет, парня, насколько коллеги знают, тоже.
Ну что ж. Мне не жалко - пусть смотрит, коли есть такое желание, с меня не убудет.
***
Прошел еще год. Я шел со своими шалопаями из пригородного леса, где мы по случаю лета и хорошей погоды вот уже неделю проводили тренировки на свежем воздухе, совмещая их с последующим купанием в речке. Колготно, конечно, за ними всеми следить, тем более с таким опасным фактором, как вода, но я в помощники брал всю свою группу “от шестнадцати”, благо мужики на пенсии, а девчонки в отпусках.
И вот мы шли теперь обратно, распуская по пути следования по домам тех, кто жил поблизости от этого самого пути.
Настроение у всех боевитое, приподнятое, лето, солнышко светит… И тут вижу: в пятнадцати метрах впереди, по переходу пешеходному мальчишка лет тринадцати идет. Зеленый сигнал светофора замигал, парень заторопился, выронил кошелек, из которого покатились монетки. Он нагнулся поднять и собрать, пока далеко не раскатились, а сам не видит, что сзади порше несётся, который как раз рассчитывал, не останавливаясь перекресток проскочить, благо красный (для него красный) отмигал уже и сменился на желтый. Мальчишка же резко остановился, внезапно. А до этого бежал на ту сторону, так что водитель порше почти прав был, только что скорость явно выше разрешенных шестидесяти километров в час. И вот теперь затормозить не успевал.
Не знаю. Так-то я не герой. Совсем не герой, но тут прям переклинило что-то.
Я прыгнул с места вперед изо всех своих человеческих и сверхчеловеческих сил, в прыжке я впечатался обеими ногами на высоте около полутора метров над землей
Вот только штука в том, что выкатился я прямо под колеса автобуса, также успевшего набрать скорость (не такую, как у порше, конечно, но километров сорок в час помноженных на его массу, тоже не сахар), чтобы успеть проскочить перекресток.
Голова работала, как компьютер, обсчитывая варианты со скоростью электронов в проводнике, отбрасывая невозможные и провальные.
Не заканчивая движения, я раскрылся и выбросил, выстрелил руками вперед от себя пацана в какого-то мужчину, что стоял с другой стороны дороги, дожидаясь своего сигнала светофора. И даже успел заметить, что тот поймал, правда и сам на ногах не удержался, но это уже мелочи. Я же прыгнул вверх, с остаточным вектором движения вперед, так, чтобы налетающий автобус ударил мне не в бок, а в стопы согнутых и поджатых к телу ног, которыми я в момент удара от него же и оттолкнулся.
В результате получился не удар, а прыжок, в котором моя скорость, набранная за счет мышечного усилия, сложилась со скоростью автобуса, так что летел я далеко, метров тридцать пять-сорок, в заранее просчитанном направлении - направлении тротуара. Сложно было без травм погасить свою скорость и справиться с инерцией при приземлении. Но на то я и Мастер, да еще по силам практически Кэп, - справился. Покувыркаться, правда, пришлось, не без этого.
Остановившись, наконец, я осторожно поднялся на ноги и с усилием стал разгибаться, чуть пошатываясь от головокружения. Потом был удар по голове и мир погас.
***
Я шел по городскому парку. Не знаю зачем. Просто вышел погулять, а ноги сами привели меня сюда.
Вчера меня выписали из больницы. Говорят, случай анекдотический: цветочный горшок на голову свалился. С восьмого этажа - кошка столкнула с подоконника.
Правда, еще говорят, что до этого я просто чудеса какие-то выделывал, ребенка из-под машины спас… А я и не помню ничего. Вообще ничего.
Точнее, у меня в голове такой странный сумбур и бардак творится, что я понять не могу, что вообще к чему: какие-то люди, лица, места, стрельба, детские лица, горы, море, сакура…
Пошел вот погулять и пришел в парк. Стою вот теперь, не знаю, что делать.
Увидел лавочку, захотел присесть на нее. Подошел, сел. А рядом девушка сидит. Симпатичная, рыженькая.
– А вы, разве, сегодня заниматься не будете? – окинула она взглядом мою повседневную одежду и удивилась.
– Заниматься? – переспросил я. – А должен?
– Не знаю, – пожала она плечами. – Просто, вы всегда здесь в это время занимаетесь. Ушу, кажется. Каждый день.
– Правда?
– Да, – подтвердила она. – А вы разве не помните?
– Нет, – признался я и погрустнел. – Я ничего не помню. В больнице мне сказали, что это ре… ретроградная амнезия, – с некоторым трудом выговорил я сочетание слов, сказанное мне доктором, когда я признался, что ничего не помню.
– Вот как? – удивилась девушка. – А вы помните, как вас зовут?
– В больнице мне сказали, что меня зовут Василий Кирин. Что мне тридцать четыре года. Что я владелец своего зала восточных единоборств, где учу детей Карате, – честно признался я.
– Тридцать четыре? – удивилась девушка, глядя на меня. – Я бы вам больше двадцати двух не дала.