Меня зовут Виктор Крид
Шрифт:
Ночь. Три с половиной часа, которые я могу потратить на сон… или на собственное развитие. Выбор не так уж и очевиден, ведь иногда я трачу их на развитие, а иногда на сон. Правда, второе бывает редко, когда совсем уж меня укатают детские группы.
Сегодня был не тот случай. Сегодня я занимался. В темноте огромного спортивного зала. Один. В тишине.
Я выполнял двадцать четвертую форму тайцзи цюань. Кто-то скажет, что есть много других форм, других стилей, но я выполнял эту. Мне так хотелось.
Качнулся канат. Затрепетала, словно на ветру волейбольная сетка, но быстро
На входе в зал послышались тихие шаги кого-то легкого. В темноте зазвучали тихие, словно шёпот голоса. Голоса, если прислушаться к которым, можно было узнать людей, которым они принадлежали… мертвых людей. Убитых мной людей. Тени сгустились и стали выглядеть неприветливо. “Стена” в сознании перестала дрожать, но “небо” над ней поменяло свой цвет на кроваво-красный. Волоски на моём теле, как шерсть у кота, встала дыбом.
Шаги приближались, но я не видел того, кому они принадлежали. Они звучали уже совсем рядом, прямо передо мной, но там, где они звучали, никого не было. “Шаги” прошли прямо сквозь меня, как будто меня и нет, или их нет. Прошли и пошли дальше к стене.
Я принял позицию для Цигун и принялся гнать по телу Ци. Я применил технику очищения сознания. Но “небо” оставалось красным.
Послышался тихий скрип веревки. Верёвки, привязанной к верхней перекладине ворот, на которой медленно на ветру покачивалось тело повешенной фашистами девочки. Этот звук я слышал на одном из хуторов, от которого не осталось даже названия. И долго потом пытался забыть… как и гудение ветра в обгорелых печных трубах, оставшихся на месте до тла сожженных деревень. И это гудение тоже послышалось в вязкой темноте пустого ночного зала.
Цигун не помогал. Я сложил руки перед грудью и начал петь буддийские мантры, хоть собственным голосом пытаясь заглушить этот Дзенов скрип пеньковой веревки.
Послышалась гортанная немецкая речь, лающие команды унтерофицера, плач и крики женщин, потом резкий стрёкот шмайсера и лающие команды уже без аккомпанемента женского плача… Я закрыл глаза и сосредоточился на звуке собственного голоса… но “небеса” оставались красными. Да и “вода”, текущая по стене начинала окрашиваться в цвета крови.
Сосредоточенность сорвал гриф штанги, пробивший моё тело насквозь, как иголка бабочку. С новой силой навалился шёпот, звуки женского и детского плача, приглушённые крики Николь за стеной…
Я схватился за торчащий из груди гриф и
Гриф покинул моё тело и со звоном упал на пол. Я заревел-зарычал во всю силу своих легких и своего голоса, щедро, не скупясь, вкладывая Ци, которое, как пламя ярости в моём разуме, сметало вокруг меня всё. Гриф от моего пинка отправился в полёт и воткнулся на треть длины в стену над головой рыжей, резко присевшей девочки, что как раз вошла в зал в этот момент.
– Я, кажется, не вовремя, – тихо пискнула она.
– Заходи, Джин, – мгновенно успокоившись, буквально “хлопком ладони” погасив пламя ярости и так же быстро вернув на место “стену”, ставшую вдвое выше и втрое толще, а сверху всё это накрыл затемнённым непрозрачным куполом от снова начинающего краснеть неба. – Здравствуй.
– Дядя Витя, мне плохо, – жалобно сказала она.
– Я уже понял, – хмыкнул в ответ. – Проходи, садись, – кивнул я на ранее сложенные стопкой, нынче порванные, снесённые к стене маты, первым показывая пример и садясь на них. И тяжело вздохнул, понимая что моя тренировка окончена, а к Земле подкрадывается Песец. Рыженький такой, грустный…
– Я…
– Сила выходит из-под контроля, да? – уточнил я у неё. Девочка грустно кивнула.
– Мне страшно, Дядя Витя… Я чуть не убила Скотта на тренировке. От меня, как от чумной шарахаются все знакомые. Стоит мне куда-то придти, как меня атакуют. Или в ужасе убегают….
– Их трудно винить, – хмыкнул я, наблюдая, как по углам снова сгущаются тени, по полу сам собой катается баскетбольный мячик и канат, словно змея, ползёт по самому себе вверх, к потолку, щепки и мелкие предметы медленно поднимаются в воздух, который наполняется шёпотом мертвых… Жесть. Что же будет, когда Ванда в силу начнёт входить? И ведь тоже ко мне придёт… Нееет, надо будет её Суо сплавить. Пусть разбирается. Мне и этого рыжего чуда за глаза хватит. – Ты пришла ко мне, а не к Чарльзу. Почему?
– Профессор… он помогает мне. Становится лучше… ненадолго… потом опять. И ещё хуже… я злюсь. Срываюсь на всех без причины… Мистеру Маккою такого наговорила… Китти…
– Значит Ксавьер не сказал тебе, да?.. – грустно улыбнулся я. – Почему ты ко мне пришла? Что ты ждешь от меня? Какой помощи?
– Я… не знаю… Мне мистер Хоулетт… сказал.
– Что сказал? – заинтересовался я искренне, чувствуя, что начинаю взлетать. Я выпустил когти на ногах и вцепился ими в пол. С виду, казалось, что я спокойно продолжаю сидеть на матах, но по факту я висел на когтях, как Хэнк Маккой любит висеть на потолке. Физической силы моим мышцам для этого вполне хватало.