Менжинский
Шрифт:
— Чека вмешивается во внутрипартийную борьбу!
— Зачем привлекли ГПУ?
— ГПУ шпионит за революционерами! — кричит с места Троцкий.
— Плохо слышно, говорите громче! — раздаются голоса из зала.
— Я громче говорить не могу, у меня голос такой, — спокойно отвечает Менжинский.
Михаил Иванович Калинин, успокаивая зал, тоже говорит, что докладчик не может говорить громче — у него голос такой, — и просит соблюдать тишину.
Менжинский продолжает:
— Участники оппозиции, находящиеся на командных постах в Красной Армии, установили связь
Докладчик приводит новые факты, называет новые имена.
Взрыв возмущения и негодования прокатывается по залу в адрес оппозиции. Оппозиционеры отвечают руганью. В зале снова стоит шум, мешающий докладчику продолжать сообщение.
Троцкий вскакивает с места, кричит, что Фишелев и другие, кто печатает и распространяет программу оппозиции, действовали и действуют в полной солидарности с ними, то есть с лидерами оппозиции.
Из фактов, сообщенных Менжинским, членам ЦК и ЦКК становится ясным, что лидеры оппозиции рассчитывали использовать военное нападение на СССР для захвата руководства партией и восстановления в стране буржуазной демократии. Выступление Менжинского, приведенные им факты, которые лидеры оппозиции не могли опровергнуть, показали, что оппозиция бесповоротно порвала с партией, стала центром объединения всех врагов Советской власти.
Взволнованный и потрясенный до глубины души циничным заявлением Троцкого, поднимается на трибуну Емельян Ярославский.
— Почему, — начинает свою речь Ярославский, — почему мы не можем орган пролетарской диктатуры — ОГПУ привлечь к борьбе с нарушениями советских законов, если они нарушаются, как это имеет место в деле захвата типографий, в деле организации нелегальных типографий и конспиративных обществ? Почему мы не можем к борьбе привлечь ОГПУ, когда Фишелевы, Щербаковы и другие нарушают советские законы?
Вы, — продолжает Ярославский, обращаясь к членам ЦК, — еще, вероятно, не видели этого маскарада? — Неистово Емельян потрясает в руках последней троцкистской брошюрой. — Вот брошюра «Путь борьбы», издание «Новая Москва», 1927 год. На другой стороне обложки: типография «Искра революции», но это не та типография, где напечатана брошюра.
В зале шум возмущения.
— У меня есть сведения, — продолжает Ярославский, — что анархисты распространяют эту брошюру вместе со своими листовками. Нам известно, что зиновьевцы напечатали нелегально в Ленинграде завещание Ленина, но выбросили из него все, что было сказано Лениным о Зиновьеве и Каменеве…
На трибуне Сергей Миронович Киров. Таким сосредоточенно-сердитым, как сегодня, товарищи не привыкли видеть всегда веселого, с улыбкой на лице, жизнерадостного Мироныча.
Свою речь он тоже начинает с «почему».
— Почему так взволновались лидеры после того, как товарищ Менжинский огласил эти документы? Именно взволновались? Факт остается фактом, что все эти нелегальные типографии, что вся эта работа оппозиционеров была бы совершенно определенной перемычкой
Маска с оппозиции была сорвана, ее контрреволюционные цели разоблачены. И когда председательствующий предоставил слово Сталину, Троцкий покинул зал заседания Пленума.
— Для чего, — говорил Сталин, — понадобилось сообщение товарища Менжинского о белогвардейцах, с которыми связана часть «работников» нелегальной антипартийной типографии троцкистов? Чтобы рассеять ту ложь и клевету, которые распространяет оппозиция в своих антипартийных листках по этому вопросу…
Чтобы разоблачить ту ложь, которую распространяет теперь масловский орган в Берлине…
Что вытекает из сообщения товарища Менжинского? Оппозиция, организуя нелегальную типографию, связалась с буржуазными интеллигентами, а часть этих интеллигентов, в свою очередь, оказалась в связях с белогвардейцами, замышляющими о военном заговоре…
Постышев поднялся на трибуну. Со свойственным ему темпераментом потребовал решительно:
— Рабочие-коммунисты считают, что если Пятнадцатый съезд не поставит окончательно крест над оппозицией, то он не выполнит своей задачи.
Объединенный Пленум ЦК и ЦКК исключил Троцкого и Зиновьева из членов Центрального Комитета и постановил все данные о раскольнической деятельности лидеров троцкистской оппозиции и группы Смирнова — Сапронова представить на рассмотрение XV съезда партии.
После Пленума оппозиция развернула злобную кампанию против ЦК. В день десятилетия Октября троцкисты организовали антисоветские демонстрации на улицах Москвы и Ленинграда. Ноябрьские собрания ЦК и ЦКК исключили Троцкого и Зиновьева из партии. И тогда оппозиционеры обрушились с нападками на ОГПУ и лично на Менжинского, обвиняя их во всех смертных грехах.
С решительной отповедью клеветникам в советской и партийной печати немедленно выступили Калинин, Ярославский и другие руководители нашей партии.
«Тот, кто возражает принципиально против ГПУ, как органа охраны, надзора, и отчасти административной расправы, — писал в те дни Калинин, — тот хочет ослабить советский строй и в самом уязвимом месте — в борьбе с подпольной работой его врагов».
Защищая чекистов и Менжинского от нападок оппозиции, Калинин говорил, что в органах ГПУ «работают наши лучшие партийные товарищи. Органы ГПУ понятны для рабочих масс».
Е. М. Ярославский в статье «Меч пролетарской диктатуры», опубликованной в «Правде» 18 декабря 1927 года, писал:
«За последнее время ОГПУ стало предметом самых злостных нападок со стороны троцкистской и сапроновской оппозиций… Не свидетельствует ли это о том, что оппозиция действительно скатилась на контрреволюционные позиции? Не лучшее ли это доказательство, что ОГПУ в борьбе с подпольными типографиями и другими антисоветскими действиями, прикрываемыми флагом оппозиции, выполняет свою основную задачу — задачу борьбы с контрреволюцией, задачу борьбы со всякой организацией, которая пытается поколебать пролетарскую диктатуру?»