Мера отчаяния
Шрифт:
Он поставил аппарат на стол перед ней.
— Это тот самый магнитофон, синьора? — спросил он. — Она кивнула. — Могу я послушать, что на нем записано?
Однажды он видел по телевизору программу, в которой показывали, как змеи гипнотизируют свою добычу. Он вспомнил об этом, увидев, как она двигает головой взад и вперед, следя за каждым его движением, когда он наклонялся над магнитофоном, и испытал неприятное чувство.
Она дала согласие, не отрывая от него глаз, тогда он нажал кнопку обратной перемотки. Когда раздался щелчок, свидетельствующий о том, что пленка вернулась к началу, Брунетти включил магнитофон.
Они
Затем последовало еще несколько подобных разговоров, обыденных и не связанных между собой. Теперь, когда Митри упокоился в объятиях смерти, свидетельства его похоти казались нелепыми, неестественными. Вдруг раздался голос Буонавентуры, он спрашивал у Митри, не найдется ли у него времени просмотреть вечером кое-какие бумаги. Митри согласился, и Буонавентура сказал, что заедет к нему около девяти или пошлет с документами одного из водителей. А дальше на пленке был записан разговор, на существование которого Брунетти так сильно надеялся. Телефон зазвонил дважды, Буонавентура снял трубку, произнес нервно:
— Si?
И в комнате раздался голос еще одного мертвеца.
— Это я. Все кончено.
— Ты уверен?
— Да. Я все еще здесь.
Вслед за тем наступила пауза: Буонавентура был явно шокирован такой неосторожностью.
— Убирайся оттуда. Немедленно.
— Когда мы сможем встретиться?
— Завтра. В моем кабинете. Я отдам тебе остальное.
И трубку положили.
Следующая запись: какой-то мужчина дрожащим голосом вызывал полицию. Брунетти потянулся к магнитофону и нажал на «стоп». Он посмотрел на синьору Митри: краска сошла с ее лица, слезы высохли.
— Это ваш брат?
Словно разом лишившись сил, она смогла только чуть наклонить в ответ голову, глядя на него широко раскрытыми глазами.
Брунетти встал, взял со стола магнитофон и положил его в карман.
— У меня нет слов, чтобы выразить, как я сочувствую вашему горю, синьора, — проговорил он.
28
Он шел домой, и маленький магнитофон в кармане казался ему тяжелее любого орудия убийства. Он тянул Брунетти вниз, к земле, записанные на нем разговоры мучили сознание комиссара. Как легко Буонавентура подготовил убийство: всего лишь телефонный звонок, сообщение о том, что водитель заедет и передаст жертве бумаги. Митри, ни о чем не подозревая, впустил убийцу в дом, вероятно, забрал у него документы и отвернулся, чтобы положить их на стол. Палмьери накинул ему на шею смертоносный провод и туго затянул.
У человека, столь сильного и опытного в подобных делах, как Палмьери, это заняло, вероятно, не больше секунды, а затем потребовалась еще минута или даже меньше, чтобы соединить концы и держать их, пока Митри не задохнется. Следы кожи под ногтями Митри доказывали, что он пытался сопротивляться, но все было напрасно. Все было предопределено с того самого момента, как Буонавентура позвонил и предложил доставить документы, с того мгновения,
Брунетти неоднократно повторял, что людское зло едва ли способно его удивить, и все же удивлялся каждый раз, когда наталкивался на его проявления. Он видел, как людей убивали за несколько тысяч лир и за несколько миллионов долларов, но это всегда казалось ему бессмыслицей, вне зависимости от суммы, потому что таким образом убийца будто бы определял цену человеческой жизни, словно приобретение богатства было большим благом, чем жизнь. Этого он никак не мог понять. Нет, он знал, он полностью отдавал себе отчет в том, что люди способны на такое, понимал, почему они так поступают. Здесь все решалось просто, причины были столь же ясны, сколь многочисленны: скупость, похоть, ревность. Но как заставить себя совершить сам поступок? Тут воображение отказывало ему: действие казалось слишком серьезным и трудным, а последствия — абсолютно непредсказуемыми.
Когда он вернулся домой, в душе его царило смятение. Паола, услышав шум в прихожей, вышла из кабинета и двинулась ему навстречу по коридору. Она увидела выражение его лица и сказала:
— Пойду заварю чай из трав.
Он повесил пальто и отправился в ванную, умылся и посмотрел на себя в зеркало. «Как может такое знание не отражаться на лице?» — подумал он. А потом вспомнил стихотворение, которое когда-то читала ему Паола: что-то насчет мира, стоящего на пороге катастрофы и не замечающего этого. Кажется, поэт писал о том, что псы продолжали заниматься своим песьим делом. Вот и он тоже делает свое.
На кухне, на столе, стоял бабушкин чайник, а подле него — две кружки и большая банка с медом. Он сел, Паола налила ему ароматного чаю.
— Липовый подойдет? — спросила она, открывая мед и накладывая его мужу в питье. Он кивнул, и она подвинула к нему кружку, оставив в ней ложечку. Он стал помешивать, с удовольствием вдыхая запах.
И вдруг без каких-либо предисловий сказал:
— Он послал человека убить Митри, а киллер, после того как все было кончено, позвонил ему из дома покойного.
Паола промолчала: она повторяла ритуал с медом со своей кружкой, но на сей раз положила его меньше. Пока она размешивала, Брунетти рассказывал:
— Жена Митри записывала на пленку его телефонные разговоры с другими женщинами. — Он подул на свой чай, сделал глоток и поставил кружку. — И тот звонок магнитофон тоже зафиксировал. От убийцы — Буонавентуре. Последний пообещал выплатить остаток денег на следующий день.
Паола продолжала шевелить ложечкой, словно забыла, что собиралась выпить чай. Поняв, что Брунетти больше нечего добавить, она спросила:
— Этого достаточно, чтобы осудить его?
Брунетти кивнул:
— Надеюсь. Думаю, да. Вероятно, в лаборатории установят, кому принадлежат голоса. У них там есть всякие хитрые устройства.
— А смысл разговора?
— В значении их беседы сомневаться не приходится.
— Надеюсь, — произнесла она, продолжая помешивать напиток.
Брунетти ждал, кто первый поднимет злополучную тему. Он взглянул на ее лицо, окруженное светлыми волосами, и, тронутый этой картиной, сказал:
— Так что ты к этому не имела никакого отношения.