Мера прощения
Шрифт:
Гусев не настолько глуп или пьян, чтобы принять приглашение капитана, смотрит на меня, ожидая разрешения. Если сейчас выпью с ним, то бояться меня перестанет, а в нашей стране уважают только того, кого боятся. В то же время я не хочу сразу ставить в известность, что претендую на роль Тирана, мне пока неясно, какую «должность» занимает старший механик и насколько он опасен.
– Его там ждут, – говорю я капитану, глядя на Гусева.
Матрос все понимает и, погладив усы вилкой из указательного и большого пальцев, задом выдавливается из каюты бормоча:
– Да-да, меня там... мне нужно...
Маркони тоже все понял и долил в мой стакан
Возможно, один из них убийца. Маркони и Мастера у меня будет время прощупать, а вот старпома надо успеть до отхода судна в рейс. И я протягивая руку к пачке сигарет, лежащей на столе, и переставляю полный стакан, будто он мешает мне, поближе к капитанскому, а закурив, беру не другой, где желтоватой жидкости налито на треть.
– Ну, за то, чтоб нам хорошо работалось вместе! – произношу я тост и залпом выпиваю.
Капитан крякает за меня и восхищенно произносит:
– Сразу видно – ученик Ивлицкого!
Через четверть часа Мастер начинает клевать носом и лепетать что-то невразумительное. Маркони заводит разговор о тяжкой судьбе радистов и об их незаменимости, а Чиф медленно трезвеет от радости – свалившийся с неба замене, которую, как он сказал, ждал два года. Одни не могут уйти в рейс, другие – в отпуск. Хитрая политика кадровиков, умеющих наказывать наградой и награждать наказанием. Их можно понять: на те гроши, что они получают, ноги протянешь, только безрукий не будет взяток брать, а чтобы их давали, нужно кого-нибудь куда-нибудь не пускать. На жадину Чиф не похож – в чем же дело?
– Почему замену не давали? – спрашиваю я. – Поссорился?
– Да нет, уходить я собрался с флота. – Тут он вспоминает, что ему еще сдавать мне дела, а документация наверное подзапущена. Если бы он вернулся после отпуска на судно, то мы бы могли договориться: я сейчас делаю за него, а он потом за меня. Встречаются дураки, которые соглашаются на такое.
– Лет пять ухожу, после каждого рейса. Посижу пару месяцев на берегу – и тоска по морю одолевает!
– И на этот раз так будет, – подыгрываю я. – Погрызешься месяц с женой и пожалеешь, что в рейс не ушел.
– Не думаю. Рейс не очень: Вьетнам, захода в Сингапур не будет.
Уверен, что официального решения о Сингапуре не было, но команда судна не ошибается. Слухи в нашей стране всегда становятся былью. Однажды я понял это и начал пользоваться слухами. Главное – верить в то, что распространяешь.
– Будет Сингапур, – говорю я настолько уверенно, что на лице Маркони сразу же вспыхивает улыбка в тысячу киловатт, а шрам на лбу взлетает к густой черной шевелюре, зачесанной назад.
– Точно? – спрашивает он.
– Точнее не бывает, – произношу я тоном пророка, снизошедшего к толпе. И толпа восхищенно внимает: любят у нас чудотворцев. Теперь слух распространится по теплоходу, потом достигнет пароходства, нужной службы, которая и сделает сказку былью. – Иначе бы меня только и видели на вашем судне.
– Молодец! – хвалит меня начальник рации непонятно за что. – Ну, давай еще по одной.
– Пора бы, – соглашается и старпом. – Лей побольше, – предлагает он Маркони.
Если надеется, что буду пить с ним целый день, потом отсыпаться ночь, а завтра, за час до отхода, очухаюсь и, поджимаемый временем, подмахну
– Что тут у вас случилось в рейсе? – тоном любопытного простачка спрашиваю я, глядя на Чифа: мне нужно, чтобы ответил он.
И ему нужно, потому что Маркони выложит все за пару минут, а Чифу спешить некуда. И его понесло. Я заметил, что количество слов, произносимых моряком в час, прямо пропорционально количеству отработанных на флоте лет. Мне показалось, что Чиф дорабатывает второй век. Он рассказывал так подробно, словно видел собственными глазами. Начал с характеристик убитого и осужденного: «Друг друга стоили» и закончил приговором: «Так им обоим и надо», но ничего нового не сообщил. Я пожалел о напрасно потерянном часе и хотел со злости закруглить пьянку и заняться делами, когда Чиф возмущенно добавил:
– Представляешь, все это случилось на мой день рождения! Хорошо, что я их не пригласил. Хотел, но отговорили.
Старпома можно отпускать с богом. Только маньяки убивают в свой день рождения. Нормальные же люди стараются в этот день осчастливить всех или хотя бы знакомых. Целый год сволочи сволочами, а на двадцать четыре часа отпуск берем. Скорее себя подставим, попросим, чтоб нам по ушам надавали. Есть в русском человеке неистребимое желание пострадать в праздник, а потом возликовать: какой я – все стерпел! Учился в нашей роте курсант Кисин, с третьего курса был отчислен. Этот умудрялся каждый праздник получить по морде, а уж в день рождения – особо жестоко. В последний, отмечаемый в бытность курсантом, принесли его в кубрик два пятикурсника. Был он мертвецки пьян. На левой щеке алели две широкие полосы, под глазами темнели синяки, а под носом и на подбородке – сгустки запекшийся крови. Пятикурсники подобрали Кисина неподалеку от пивбара, в яме у окна полуподвального этажа. Лежал Кисин там давно, успел примерзнуть щекой к чугунной решетке, и если бы пятикурсники не выхватили случайно в темноте ямы тусклый блеск желтых пуговиц на черной шинели, к утру наш однокурсник примерз бы к прутьям черепом. Вот как надо отмечать день рождения!
Больше по инерции я спросил:
– Кто отговорил приглашать?
– Наши. Мы у капитана в каюте праздновали, свои все собрались: Дмитрич, доктор, третий механик, электромеханик, повар, второй помощник, ну и другие.
Теперь буду знать «ваших». Не очень-то мощная группировка, и старшего механика в ней нет. Неужели он Тиран? Ладно, разберемся позже. А пока можно отпускать Чифа не по крутому варианту. Он мне больше не нужен, пусть катится в лапы кадровиков. Они подоят его, припугнув, что на другое судно срочно нужна замена, и он забудет о всех неприятностях, которые я причиню ему сегодня и завтра.
Я посмотрел на капитана, прикорнувшего в сидячем положении, сказал Маркони:
– Отведи его в каюту: нагрузился выше ватерлинии.
Начальник рации догадался, что они с капитаном лишние, прихватил одной рукой непочатую бутылку со стола, а второй прижал к широкой груди щуплого капитана и как-то боком, по-крабьи, выбрался из каюты.
– Ну, коллега, давай за дела примемся, – сказал я Чифу.
– Давай, – согласился он. – Пойдем, судно покажу.
– Я его сам посмотрю... пока ты будешь документацию подгонять, – произнес я и улыбнулся так же шельмовато, как в течение всего застолья улыбался мне Чиф.